Главная » 2017 » Февраль » 4 » Шахматы и музыка
04:53
Шахматы и музыка
      

 

Сергей РОЗЕНБЕРГ, мастер спорта, шахматы.jpg

ХОДЫ И ЗВУКИ

 

 

ChessPro. ШахматыСергей РОЗЕНБЕРГмастер спорта

   
 
 

 

Посвящается светлой памяти:

Юры Разуваева (1945-2012), товарища
детских лет, гроссмейстера, заслуженного
тренера России

Григория Когана (1901-1979), соседа по
подъезду, пианиста, педагога, великого
теоретика музыки

Жаклин Пятигорской (1911-2012),
очаровательной вице-чемпионке США,
музыкально-шахматному спонсору

На разработку темы «Шахматы и музыка» автора толкнула крамольная мысль: «Отчего это среди музыкантов и шахматистов такое взаимно огромное множество энтузиастов?» В последнее время увлечение шахматами среди выдающихся музыкантов не угасает. В частности, такие знаменитости, как пианист Николай Луганский и виолончелист Александр Князев, много времени посвящают игре в шахматы, активно посещают различные турниры. А на последнем московском матче на первенство мира они обсуждали проблему шахматы-музыка на пресс-конференции.

 

 

 

 

 

 

Нет ли здесь какой-нибудь закономерности? Насколько известно, у основания пирамиды стоял великий французский шахматист и оперный композитор Франсуа Филидор. Выдающий русский музыкант С.И.Танеев, с детства увлекавшийся древней игрой, постоянный шахматный партнер Л.Н.Толстого, следовал рекомендации великого писателя: «Заставь постоянно ум твой действовать со всей возможной ему силой». Но музыку Сергей Иванович любил больше: "Без музыки человек - ничто. Людям надо всё бросить и предаться одной музыке". Другой русский композитор, А.К.Лядов в 1907 году выразился афористически: «Жизнь — шахматная доска: теперь все человечество на черной клетке, потом перейдет на белую, потом опять на черную — и так без конца. Где истина — на черной или белой клетке?..» Лядов со своим замечательным другом Н.А.Римским-Корсаковым очень интересовались Петербургским международным турниром 1896 года, где яростно болели за М.И.Чигорина. В начале 20-го века пристрастился к шахматам А.Н.Скрябин. В период напряженной работы над «Мистерией» он охотно переключался на партии в шахматы с выдающимся пианистом А.Б.Гольденвейзером. В 20-м веке прославился фанатичной любовью к шахматам С.С.Прокофьев. В 1909 году семнадцатилетний Прокофьев добился ничьей в сеансе против Эм.Ласкера, а вскоре после окончания петербургского турнира гроссмейстеров 1914 года Сергей Сергеевич выиграл партию в сеансе у Х.Р.Капабланки.

Были и другие замечательные события. Так, широко известен шахматный матч музыкальных титанов в 1937 году: С.Прокофьев – Д.Ойстрах.

На матче Прокофьев - Ойстрах..jpg  За партией великого скрипача и великого композитора наблюдает юная и уже знаменитая скрипачка Лиза Гилельс, сестра Эмиля и будущая супруга Леонида Когана.

 

7-й чемпион мира Василий Смыслов с глубоким почтением относился к вокальному искусству и всерьез задумывался о профессии оперного певца. Выпускник ленинградской консерватории, известный пианист Марк Тайманов все-таки больше времени отдавал шахматам, хотя его записи (на двух роялях, совместно с Л.Брук) вошли в коллекцию дисков фирмы «Филипс» - 100 великих пианистов 20-го века. Впрочем, о феномене Тайманова речь впереди.

Говорят, шахматы - это тихая игра музыки разума. Есть еще крылатая мысль доктора З.Тарраша, что шахматы, как любовь и музыка, обладают способностью делать человека счастливым. Оставим воспевать эту химию гормонов поэтам и художникам, у них описание счастливой любви получится красочнее. Наша задача - подчеркнуть творческую аналогию шахмат и музыки, выявить объединяющее начало между великими, не побоимся этого слова, проявлениями человеческой культуры. Кроме того, постараемся провести меридианы и параллели между их носителями - шахматистами и музыкантами; понять, почему иные персоны, будучи одаренными в одной области, оказываются бесталанными в другой, а некоторые прекрасно ориентируются в нескольких.

На первый взгляд, сравнение музыки и шахмат, столь внешне непохожих предметов, кажется нелепым: шахматисты имеют дело с абстрактной схемой, они склоняются над досками и в тишине делают свои ходы, а музыканты в концертных залах изливают океаны звуков. Но только на первый взгляд...

100 лет назад молодой Сергей Прокофьев, наблюдая игру крупных шахматистов, писал: «...И если сложный, глубокий Ласкер мне представляется величественным Бахом, то живой Капабланка — вечно юным Моцартом, творившим с такой же легкостью, а порой и милой небрежностью, как и Капабланка. В заключение — маленький комплимент доктору Таррашу за его музыкальные таланты. Совершенно случайно я имел удовольствие слышать его играющим на фортепиано. Четкий ритм, ясная фразировка и общая выразительность свидетельствуют о большой музыкальности знаменитого шахматиста» (Газета «День», Петербург, 10.05.1913).

Также и профессор Григорий Михайлович Коган в своих теоретических работах сравнивал творческие стили крупных шахматистов и музыкантов. В частности, он писал: «…Если теперь от шахмат перейти к рассмотрению того, что происходило в области пианистического искусства, то мы положительно поразимся необычайному сходству в этих двух отраслях культуры. В самом деле, разве соперничество Рубинштейн — Бюлов, стоявшее в ту пору в центре пианистической жизни, не напоминает ... соперничества Чигорина и Стейница? Разве не напрашивается параллель между комбинационным стилем Чигорина и романтической игрой Антона Рубинштейна, в которой гениальные замыслы и вдохновенные порывы сочетались с не всегда безупречным техническим выполнением (знаменитые «пригоршни» фальшивых нот)? Разве не напрашивается параллель между шахматно-просветительской деятельностью Чигорина и музыкально-просветительской деятельностью Рубинштейна — организатора Русского музыкального общества и Петербургской консерватории (ср. роль Чигорина в истории Петербургского шахматного собрания), пионера русской профессиональной музыкальной культуры? С другой стороны, разве не чувствуется аналогия между аналитическим умом Стейница и немецкого соперника Рубинштейна — Бюлова с его детально обдуманной и вместе с тем временами причудливой игрой? Разве не чувствуется аналогия между стейницевскими комментариями к шахматным партиям и комментариями к фортепианным произведениям классиков в кропотливых редакциях Бюлова, положивших начало целому учению о фортепианной фразировке? ... В годы шахматного первенства Ласкера самой выдающейся фигурой мирового пианистического искусства был Ферруччио Бузони. Его биография имеет некоторое сходство с биографией Ласкера. Почти однолетки (Бузони родился в 1866 г., Ласкер — в 1868 г.), они одновременно достигли мировой славы: Ласкер — со времени матча со Стейницем (сыгранного в Америке в 1894 г.), Бузони — со времени выхода в свет его обработки Баха, изданной в Америке в 1894 г. Затем центром дея-тельности обоих сделался Берлин. Эпоха первенства Ласкера завершилась в 1921 г. проигрышем матча Капабланке, а через год с небольшим закончилась и концертная деятельность Бузони. Сходство между Бузони и Ласкером можно проследить и во многом другом. Как и Ласкер, Бузони был весьма образованным и интенсивно мыслящим человеком, автором философских работ, выработавшим оригинальные взгляды на свое искусство. Особенно любопытно было бы сравнить педагогические принципы обоих: например, мысль Бузони, что большинство фортепианных педагогов учит «осваивать отдельные пассажи и отдельные пьесы поодиночке», в то время как целесообразно за-пастись «связкой немногих крючков и отмычек», дающих ключ ко всему многообразию технических формул, — и аналогичную мысль Ласкера, что вместо запоминания поодиночке бесчисленных вариантов следует «искать правил, которые могли бы в сжатой форме дать итоги тысяч и десятков тысяч вариантов». «Перед призванным к творчеству стоит, прежде всего, ответственнейшая отрицательная задача — освободиться от всего выученного, слышанного», — утверждает Бузони. «Из моих 56 лет я потратил по меньшей мере 30 на то, чтобы забыть заученное или прочитанное мною», — вторит ему Ласкер…». (Г. Коган. «Игра в шахматы и игра на фортепиано», газета «Советский музыкант», № 13(103) от 23 марта 1940 года). Как же глубоко анализировал профессор киевской и московской Консерваторий!

 

Григорий Коган

 

Среди наших великих современников можно отметить схожесть творческой фундаментальности Михаила Ботвинника и Эмиля Гилельса. Кстати, между ними существовала и духовная связь, как следует из обоюдной переписки: шахматист восхищался пианистом, а тот являлся постоянным болельщиком 6-го чемпиона мира, хотя сам в шахматы не играл.

Интересно отметить и следующий факт: в юные годы, такой, казалось бы, далекий от шахмат человек, бесконечно погружённый в музыку - Евгений Кисин - обращался за уроками шахмат к известному композитору и сильному шахматному любителю Владимиру Дашкевичу.

Значит, тянутся шахматисты и музыканты друг к другу, а почему? Это нам и предстоит выяснить...

Специфика шахмат и музыкальных произведений имеет идейно похожие структурные элементы. Возьмем дебютную стадию, скажем, испанскую партию. Здесь и гамбит Яниша, и берлинский вариант, и атака Маршалла, всего не перечислить - одним словом, вариации на тему Рюи Лопеса (изобретателя дебюта). Чем они отличаются, скажем, от вариаций на тему Паганини? Здесь - море звуков, там - море ходов! Но подумайте, сущность-то одна - комбинаторика! В начальном положении на доске имеется всего 16 фигур и 16 пешек. Подсчитано, что в одной, отдельно взятой шахматной партии, ходов на сорок, общее число возможных позиций укладывается в единицу со 130 нулями. Правда, львиная доля их абсурдна, выбираются только реальные, отражающие смысл шахматной игры. Т.е., должна быть реализована бинарная цель: поставить мат королю (победа) либо избежать мата (ничья).

А в музыке? Вы имеете 7 октав с двенадцатью звуками в каждой: всего 84 элементарных звука. Их сочетание даже в пределах часа исполнительства также будет представлять собой астрономическое число. Но, естественно, выбираются только благозвучные. Понятие благозвучности, правда, весьма относительно и зависит от временных пристрастий. То, что в 18-м и 19-м веках сочли бы за какофонию, в наше время горячо приветствуется. Модное ругательство середины 20-го столетия "сумбур вместо музыки", применительно к творчеству Н.Я.Мясковского, С.С.Прокофьева и, особенно, Д.Д.Шостаковича, уступило восторженному отношению к ним сегодня. Трудно пока, даже в 21-м веке, алгоритмизировать точный смысл благозвучности и поэтому невозможно создать соответствующую компьютерную программу, которая могла бы писать хорошую музыку. В этом отношении шахматы проще. Здесь игровые программы продвинулись уже весьма далеко, но, все-таки, еще не могут составлять этюды.

Интересно сравнить природу музыкальных и шахматных способностей. Если присутствие у индивидуума музыкального слуха (внешнего и внутреннего), а также чувства ритма, можно легко "диагностировать" и объяснить их как специфические, то выделение шахматного таланта представляет большие трудности. Вроде бы, шахматный талант должен быть заложен в интеллектуальной сфере: блестящая память, богатая фантазия, искусство дальнего расчета и т.п. Однако, как тогда "примириться" с удивительно слабой игрой Наполеона Бонапарта и "отца кибернетики" Норберта Винера, которые были интеллектуальными гениями и одновременно большими любителями шахматной игры. У автора сих строк возник однажды спор с человеком, знающим все - Юрием Львовичем Авербахом - относительно причины беспомощности Наполеона в шахматах. Гроссмейстер утверждал, что самопровозглашенному императору французов просто не хватало времени на подготовку, а ваш покорный слуга отстаивал патологическую неспособность Бонапарта именно к шахматам. Ибо времени не хватало многим, например, академику Петру Капице, математику Владимиру Макогонову, пианисту Марку Тайманову, но в шахматы они, все-таки, играли здорово!

Есть мнения, что любого нормального человека можно обучить чему угодно. Многие цитируют знаменитого американского психолога Джона Уотсона (1878-1958; не путать, как случается, с нобелевским лауреатом Джеймсом Уотсоном): «Дайте мне десять здоровых грудных детей, и по желанию я выращу из них кого угодно: от ученых до преступников». Его последователь, выдающийся венгерский педагог Ласло Полгар (1946) сумел воплотить эту доктрину в практику. С помощью своей уникальной методики он доказал замечательную теорему: возможность достигнуть сколь угодно высокого уровня шахматного интеллекта с помощью специальных упражнений и целенаправленной тренировки. Из трех своих дочерей со средними (по его мнению!?) способностями он вырастил трех гроссмейстеров мужского уровня!

 

 

 

Значительный вклад в теорию и методику развития интеллекта внес также выдающийся тренер, гроссмейстер Ю.С.Разуваев, который неоднократно указывал на важность шахматных упражнений для развития общей мыслительной способности учащихся. Он подчеркивал актуальность действий в уме, характерную для шахматной игры. Точно так же и концертирующие музыканты держат в уме готовые программы и в нужный момент исполняют их автоматически. То есть, в нужный момент прилагают волевые усилия, активизируя определенную область мозга. Разуваев писал: «... в 6-12 лет решается, будет ли ребенок умным человеком или нет, от этого зависят его интеллектуальные возможности!» Им совместно с крупным ученым Н.Г.Алексеевым была создана соответствующая программа для формирования механизма умственного анализа. Разуваев продолжает: «...мною был придуман слоган для этой программы: "Действие в уме - рождается в игре!" Я начал апробировать эти уроки... Если ребенок по каким-то причинам немного отстает в развитии, не имея при этом никаких органических повреждений, заболеваний, то шахматы являются сильным катализатором. Как доказывает практика, за короткий срок ребенок может догнать и перегнать своих сверстников...» Также и в отношении профессиональных шахматистов Разуваевым были сделаны важные выводы: «...Неправильный расчет вариантов (зевки) - это, как правило, следствие дефектов механизма действия в уме. Я попробовал устранить эти дефекты: взял схему психолога П.Я.Гальперина о разбивке механизма действия в уме на стадии и применил ее к шахматам. И помог ряду шахматистов реально улучшить качество счета. Эта прикладная находка лишний раз убедила в правильности всей схемы. Итак, ребенок должен научиться конкретизировать ситуацию и принимать решение».

Однако в жизни нередко приходится наблюдать иную картину. Отбор способных к шахматам или к музыке учеников производится по принципу больших чисел. Из множества шахматных секций или музыкальных школ опытные специалисты обнаруживают несколько (статистика неизвестна) настоящих талантов. В точности, как сказал поэт В.В.Маяковский: «В грамм добыча – в годы труды». Но случаются и малые числа: выдающиеся в своей области специалисты не могут освоить игру шахматную или игру на музыкальных инструментах. И среди музыкантов встречаются загадочные люди. Например, были в 20-м веке два больших друга, два блестящих пианиста - Яков Флиер и Арнольд Каплан. Оба страстные любители шахмат. Но если первый довольно прилично играл в них, не прилагая особых усилий на подготовку (не было времени!), то у Арнольда Львовича оказалась та самая патологическая шахматная неспособность. Вспоминает его любимый племянник Лев Харитон: «...дядя посещал почти все значительные шахматные события, а в часы досуга не расставался с шахматной доской. Например, расхаживая по пляжу Рижского взморья, садился играть с каждым желающим. Продумав минут двадцать над ходом, обязательно подставлял под удар ферзя или другую фигуру и нисколько не расстраивался. При этом нужно отметить его яркие способности в других областях: прекрасно рисовал, имитировал манеры других людей».

 

Арнольд Каплан (справа) и скрипач Борис Гольдштейн

 

С другой стороны, важно определить, каким образом должен усваивать материал профессионально ориентированный ученик?

Научный опыт свидетельствует, что мозг среднего человека успешно воспринимает обучение, если усвоение предмета происходит дифференциально и равновесно, т.е., с достаточно медленным усложнением материала. Именно так построил Л.Полгар свой знаменитый учебник (CHESS: 5334 Problems, Combinations and Games. Budapest. 1994). Упражнения были подобраны таким образом, что происходил не только переход от простого к сложному, но применялось ничтожно малое приращение трудности – как если бы многоугольник с бесконечно растущим числом сторон вписывался в круг. Никаких скачков, полная плавность. И результаты показали эффективность метода: все три его дочери в своих шахматных партиях почти не допускали грубых просчетов. Потому что их мозг на подсознательном уровне отрабатывал простейшие возможные ляпсусы, а «зевки» случаются обычно на примитивном уровне.

В практике музыкантов-исполнителей также актуальна подобная метода медленного «вбивания» в мозг малых фрагментов из произведений. А уже выученные наизусть пьесы не терпят постоянного быстрого воспроизведения, иначе они, как говорят специалисты, заигрываются. Недаром С.В.Рахманинов, когда ему показывали учеников-виртуозов, просил их сыграть медленно особо бурное место. Если ученики не справлялись, Сергей Васильевич называл их технику «фальшивой монетой»!

А какова динамика информационного процесса в шахматной и музыкальной сферах? Общая блок-схема хорошо известна: у музыкантов звуковая информация последовательно проходит внешнее, среднее, внутреннее ухо, затем по слуховому нерву переходит в нейроны мозга; шахматисты переносят в мозг информацию через зрительный нерв. На следующем этапе музыкант-исполнитель должен выучить произведение и воспроизвести его по памяти (иногда, в качестве подсказки, можно пользоваться нотами). Шахматистам-практикам использовать шпаргалки запрещено, и первую стадию партии им необходимо знать наизусть, а в старые добрые времена был актуален скрупулезный анализ отложенной партии. Предварительная запрограммированная подготовка музыканта перед концертом не может, как правило, заменяться импровизацией по настроению; исключения здесь редки (Шопен, Рахманинов и др.).

Уместно задаться вопросом: «Какие же структуры мозга ответственны в запоминании и воспроизводстве?». В настоящее время эта архисложная нейробиологическая проблема еще далека от решения, но хотя бы сдвинулась с мертвой точки. Следует вспомнить, что еще несколько десятилетий назад выдающийся шахматный специалист гроссмейстер Игорь Зайцев настаивал на существовании в мозгу специфических шахматных клеток, которые развиваются у квалифицированных шахматистов и нуждаются в постоянной активизации. В противном случае эти клетки постепенно атрофируются и уровень игрока резко снижается. Достаточно красноречив пример всемогущего М.М.Ботвинника. Спустя всего три года (1948-51) с момента триумфа, не сыграв ни одной турнирной партии, он подошел к матчу с Д.И.Бронштейном в разобранном состоянии. Разумеется, интенсивная работа Михаила Моисеевича над докторской диссертацией по электротехнике является достаточным оправданием – но только для него лично, а не для его шахматного мозга! Точно такая же ситуация складывается и в случае музыкальных исполнителей. Повседневная инструментальная работа для них совершенно необходима.

Около полутора столетий назад великий пианист Антон Рубинштейн так примерно объяснял необходимость ежедневной работы исполнителя: «...Если я пропускаю один день занятий на фортепиано, то сразу замечаю недостатки в своей игре; пропуск двух дней определяют специалисты, а результат трех дней простоя различает публика!..».

 

 

 

Известно, что и Рахманинов даже во время переездов не расставался с немой клавиатурой, постоянно упражняя пальцы. А такой виртуоз, как Ференц Лист, полностью прекратил концертные выступления, когда у него возник дефицит времени из-за интенсивной композиторской и педагогической деятельности.

Что же, спросим мы, здесь невозможны исключения? Согласно высказыванию бессмертного литературного героя, мистера Шерлока Холмса: «Единственное исключение опровергает правило...». Нет, одно, по крайней мере, такое исключение есть! Это – феномен Тайманова.

Марк Евгеньевич, как пианист, месяцами пропускал систематические занятия, поскольку играл в многочисленных турнирах, разъезжая по городам и странам. Возвращался, мгновенно восстанавливался и продолжал концертную деятельность. Что сказать, чудо, да и только! Но рациональное объяснение, на наш взгляд, существует: Тайманову в музыке помогала его высокая шахматная квалификация. В то время, как ни А.Г.Рубинштейн, ни Ф.Лист, ни С.В.Рахманинов всерьез шахматами не занимались! Но как защита Нимцовича может помочь двигательной памяти пианиста? Только в одном случае – если упомянутые шахматные клетки располагаются в тех же участках мозга, что и выученные музыкальные образы - эти клетки катализируют друг друга! Науке еще предстоит доказать эту гипотезу экспериментально.

 

 

Пока что, нейробиологи обнаружили активность мозга шахматистов и музыкантов в конкретных регионах, ответственных за визуализацию образов. Существенный вклад внесли профессор Калифорнийского университета Норманн Уэйнбергер с сотрудниками, которые доказали существование механизма нейронного кодирования информации, используемого мозгом для упорядочивания воспоминаний в зависимости от их эмоциональной нагрузки. Ученые выяснили, что применение «кода памяти» заставляет мозг использовать для хранения особо важной информации большое число нервных клеток, что значительно снижает риск ее забывания. В дальнейшем они планируют изучить, каким именно образом мозг запоминает и упорядочивает получаемую информацию и научиться контролировать этот процесс. Другие исследователи - профессор М.В.Плетников с сотрудниками из Новосибирска - обнаружили структурную асимметрию мозга у музыкантов. В частности, в случае многих выдающихся музыкантов было обнаружено, что размер левой верхне-задней височной извилины (planum temporale) значительно превышал размер правой.

Результаты исследований с применением позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ) показали, что при обработке музыкальной информации кровоснабжение и метаболическая активность указанной извилины у опытных музыкантов заметно возрастает. Более того, среди музыкантов ее наибольший размер отмечается у тех, кто обладает абсолютным музыкальным слухом. Таким образом, получены прямые доказательства преобладания активности левого полушария в регуляции восприятия музыкальной информации у людей, имеющих профессиональную музыкальную подготовку.

Мозг шахматистов в настоящее время изучен значительно меньше, но, очевидно, такие исследования представляются крайне актуальными. Сравним, например, ситуацию усвоения мозгом шахматной и музыкальной информации. Шахматисты, играя вслепую, каждый ход в партии внедряют в мозг через слуховой нерв; затем все изменения позиции визуализируются в зрительный образ. У музыкантов же при чтении партитуры информация поступает по зрительному нерву и трансформируется в звучание. Здесь чередование разных сигнальных каналов приводит к аналогичному результату – восприятию образа.

Таким образом, можно с немалой долей уверенности утверждать, что механизм воспроизведения как шахматных ходов, так и музыкальных фраз имеет общую нейробиологическую природу.    Из жизни Прокофьева... 

 http://chesspro.ru/_events/2012/rosenberg3_music.html

Просмотров: 1416 | Добавил: iwanserencky | Теги: Шахматная тема, ХОДЫ И ЗВУКИ, Шахматы и музыка, шахматисты, шахматы, Прокофьев, музыка | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: