Главная » 2022»Май»20 » "Гаргантюа и Пантагрюэль". Франсуа Рабле. 021
23:25
"Гаргантюа и Пантагрюэль". Франсуа Рабле. 021
---
---
IV.
О томъ, какъ Пантагрюэль написалъ своему отцу Гаргантюа и послалъ ему нѣсколько прекрасныхъ и рѣдкихъ предметовъ.
Прочитавъ вышеуказанное письмо, Пантагрюэль такъ долго разговаривалъ и толковалъ со стольникомъ Маликорномъ, что Панургъ перебилъ его, говоря:
-- А когда же вы выпьете? Когда мы выпьемъ? Когда выпьетъ господинъ стольникъ? Не пора ли бросить разглагольствованія и приняться за вино?
-- Дѣльно сказано,-- отвѣчалъ Пантагрюэль. Велите приготовить закуску вонъ тамъ, въ ближайшемъ трактирѣ, съ вывѣской, на которой изображенъ сатиръ верхомъ на конѣ.
А тѣмъ временемъ самъ онъ написалъ слѣдующее письмо къ Гаргантюа, которое долженъ былъ отвезти ему стольникъ:
"Добрѣйшій родитель,
Такъ какъ всѣ неожиданныя и непредвидѣнныя событія въ нашей преходящей жизни сильнѣе и болѣзненнѣе дѣйствуютъ на наши чувства и на нашу душу (часто даже въ такой мѣрѣ, что она разстается съ тѣломъ, хотя неожиданныя новости были пріятны и желательны), чѣмъ тѣ, которыя можно было предвидѣть и взвѣсить заранѣе,-- такъ и неожиданное прибытіе вашего стольника Маликорна чрезвычайно какъ растрогало меня. Вѣдь я не надѣялся, увидѣть кого-либо изъ вашихъ домочадцевъ, ни получить отъ васъ вѣстей до конца нашего путешествія. И вотъ я довольствовался сладкимъ воспоминаніемъ о вашемъ величествѣ, глубоко запечатлѣннымъ въ сохраннѣйшихъ тайникахъ моего мозга, и часто живо представлялъ себѣ ваше собственное и доброе лицо. Но вотъ теперь вы осчастливили меня вашимъ милостивымъ письмомъ и успокоили мою душу извѣстіями, которыя сообщилъ мнѣ вашъ стольникъ, о вашемъ благоденствіи и здоровьи, равно какъ и всего королевскаго дома, и я чувствую себя обязаннымъ, что я и всегда охотно дѣлалъ во-первыхъ, вознести хвалу Господу Богу за то, что въ неизреченной благости своей Онъ сохранилъ васъ въ совершенномъ здравіи; во-вторыхъ, поблагодарить васъ безконечно за ту крѣпкую и неизмѣнную привязанность, какую вы всегда проявляли ко мнѣ, вашему покорнѣйшему сыну и недостойному слугѣ.
"Нѣкогда одинъ римлянинъ, по имени Фурній, говорилъ Цезарю Августу, даровавшему помилованіе и прощеніе его отцу, приверженцу Антонія: "Сегодня, оказавъ мнѣ эту милость, ты привелъ меня въ такое уничиженіе, что мнѣ придется, живымъ или мертвымъ, быть признаннымъ неблагодарнымъ отъ безсилія моей благодарности." И такъ и я могъ бы сказать, что избытокъ вашей родительской любви ставитъ меня въ печальную необходимость жить и умереть неблагодарнымъ, если бы отъ такого преступленія не спасало меня изреченіе стоиковъ, говорившихъ, что каждое благодѣяніе счастливитъ три стороны: того, кто даетъ, того, кто принимаетъ, и того, кто вознаграждаетъ, при чемъ принимающій благодѣяніе отлично можетъ вознаградить того, кто его оказываетъ, если охотно приметъ благодѣяніе и будетъ вѣчно хранить его въ своей памяти, и, наоборотъ, принимающій благодѣяніе окажется самымъ неблагодарнымъ человѣкомъ въ мірѣ, если будетъ пренебрегать благодѣяніемъ и забудетъ о немъ. Такимъ образомъ, подавленный безконечными обязательствами, какія налагаетъ на меня ваша безграничная любовь, и не въ силахъ хотя бы въ ничтожной мѣрѣ вознаградить васъ за нее, я спасусь, по крайней мѣрѣ, отъ клеветы тѣмъ, что память о ней никогда не изгладится изъ моего ума, а языкъ мой не перестанетъ исповѣдывать и заявлять, что достойно отблагодарить васъ оказывается свыше моихъ способностей и моихъ силъ. Впрочемъ, я уповаю на благость и помощь Господа въ томъ, что конецъ нашего путешествія будетъ соотвѣтствовать его началу и совершится въ полномъ веселіи и совершенномъ здравіи. Я не премину записать день за днемъ все, что произойдетъ во время нашего плаванія, чтобы, по нашемъ возвращеніи, вы имѣли достовѣрный отчетъ о немъ. Я нашелъ здѣсь скиѳскаго лося, животное странное и чудесное по измѣненіямъ въ цвѣтѣ его кожи и шерсти сообразно съ различными окружающими его предметами. Примите его милостиво. Съ нимъ такъ же легко обращаться и такъ же легко кормить его, какъ и ягненка. Посылаю вамъ также троихъ единороговъ, такихъ же ручныхъ и кроткихъ, какъ котята. Я переговорилъ со стольникомъ и сказалъ, какъ слѣдуетъ съ ними обращаться. Они не пасутся въ полѣ, потому что имъ мѣшаетъ рогъ во лбу. По неволѣ должны они питаться плодами съ деревьевъ, или изъ нарочно для нихъ приспособленныхъ рѣшетокъ или изъ рукъ, когда имъ предлагаютъ траву, пшеницу, яблоки, груши, овесъ,-- короче сказать, всякаго рода фрукты и овощи. Я удивляюсь, почему наши древніе писатели называютъ ихъ дикими, свирѣпыми и опасными и говорятъ, что никто никогда не видалъ ихъ живыми. Если пожелаете, то можете убѣдиться въ противномъ и найдете, что они кротчайшія созданія въ мірѣ, лишь бы ихъ не дразнили. Вмѣстѣ съ тѣмъ посылаю вамъ также жизнь и дѣянія Ахиллеса, изображенныя очень красиво и искусно на коврѣ, и обѣщаюсь, что все новое по части животныхъ, растеній, птицъ, каменьевъ, что только встрѣтится намъ во время нашего путешествія, привезу вамъ съ помощью Господа Бога, Котораго молю сохранить васъ въ добромъ здравіи. Дано въ Медамоти, сего пятнадцатаго іюня. Панургъ, братъ Жанъ, Эпистемонъ, Ксеноманъ, Гимнастъ, Эстенъ, Ризотомъ и Карпалимъ почтительнѣйше цѣлуютъ ваши руки и посылаютъ тысячу поклоновъ.
Вашъ покорнѣйшій сынъ и слуга,
Пантагрюэль.",
Въ то время какъ Пантагрюэль писалъ это письмо, всѣ остальные привѣтствовали Маликорна, кланялись ему и горячо обнимали. И одинъ Богъ знаетъ, съ какимъ жаромъ все это происходило и сколько было высказано всякихъ пожеланій!
Пантагрюэль, окончивъ письмо, отобѣдалъ со стольникомъ и подарилъ ему толстую золотую цѣпь, вѣсомъ равнявшуюся восьмистамъ экю и въ которой, черезъ каждые семь колецъ, вправлены были крупные брилліанты, рубины, изумруды, бирюза и жемчугъ. Каждый изъ его матросовъ получилъ пятьсотъ золотыхъ экю. Отцу своему Гаргантюа послалъ онъ лося покрытымъ попоною изъ атласа, затканнаго золотомъ, вмѣстѣ съ ковромъ, на которомъ изображены были жизнь и дѣянія Ахиллеса, и троихъ единороговъ, въ попонахъ изъ золотого фризоваго сукна. И затѣмъ изъ Медамоти отправились: Маликорнъ, чтобы вернуться къ Гаргантюа, а Пантагрюэль въ дальнѣйшее путешествіе. Выйдя въ открытое море, онъ заставилъ Эпистемона читать себѣ книги, привезенныя стольникомъ, и нашелъ ихъ занимательными и забавными, а потому я охотно доставлю вамъ копію съ нихъ, если вы очень усердно меня о томъ попросите.
V.
О томъ, какъ Пантагрюэль встрѣтилъ корабль съ пассажирами, возвращавшимися изъ Страны Фонарей.
На пятый день, поворачивая мало-по-малу къ полюсу и удаляясь отъ экватора, мы увидѣли купеческій корабль, плывшій на насъ на всѣхъ парусахъ. Не мало обрадовались, какъ мы, такъ и купцы: мы -- потому что могли получить отъ нихъ морскія вѣсти; они -- потому что мы могли сообщить имъ вѣсти съ материка. Приблизившись къ нимъ, мы узнали, что они -- французы изъ Сентонжа {Округъ старинной провинціи Гіеннь, на берегу Атлантическаго океана.}. Поговоривъ съ ними, Пантагрюэль услышалъ, что они возвращались изъ Страны Фонарей, и это еще болѣе обрадовало присутствующихъ. Мы стали освѣдомляться о состояніи края и жителей Страны Фонарей и узнали, что въ концѣ іюля назначено созваніе общаго капитула всѣхъ фонарщиковъ, и что если мы подоспѣемъ къ нему (чего было не трудно достичь), то увидимъ прекрасную, честную и веселую компанію фонарщиковъ, и что тамъ дѣлаются большія приготовленія, по которымъ можно заключить, что тамъ намѣреваются здорово фонарничать. Намъ сказали также, что король Оха-бе, владѣтель большого королевства Гебаримъ, почетно приметъ и угоститъ насъ, если мы посѣтимъ его страну, что онъ и всѣ его подданные говорятъ по-французски, совершенно такъ, какъ говорятъ въ Турени.
Пока мы выслушивали эти новости, Панургъ вступилъ въ пререканія съ однимъ купцомъ изъ Тайльбурга, по имени Индюшенокъ. Поводомъ къ тому послужило слѣдующее: этотъ Индюшенокъ, увидя Панурга безъ клапана, съ очками на шапкѣ, сказалъ про него своимъ спутникамъ:
-- Поглядите-ка, вотъ славная рожа рогоносца!
Панургъ благодаря очкамъ пользовался особенно тонкимъ слухомъ. Поэтому, услышавъ эти слова, спросилъ купца:
-- Какъ могу я, чортъ побери, быть рогоносцемъ, когда я еще не женатъ, какъ ты, о чемъ могу судить по твоей гадкой харѣ!
-- Да, конечно,-- отвѣчалъ купецъ,-- я женатъ и ради всѣхъ очковъ Европы, въ придачу очковъ Африки, не захотѣлъ бы не быть женатымъ, потому что у меня самая красивая, самая добрая, самая честная, самая цѣломудренная жена изъ всего Сентонжа, не въ обиду другимъ будь сказано. Я везу ей въ подарокъ изъ-за моря прекрасную вѣтку краснаго коралла длиною въ одиннадцать пальцевъ. Атебѣ какое до этого дѣло? Чего ты путаешься въ мои дѣла? Кто ты таковъ? Отвѣчай, антихристовъ очечный мастеръ, отвѣчай, если боишься Бога.
-- А ты отвѣчай мнѣ,-- сказалъ Панургъ,-- что бы ты сдѣлалъ, если бы твоя прекрасная, добрая, честная, цѣломудренная жена связалась съ богомъ Пріапомъ, да такъ, что ты и зубами бы не оттащилъ его отъ нея? Отвѣчай, чортовъ сынъ!
-- Я пробью шпагой,-- отвѣчалъ купецъ,-- твои дурацкія очки и убью тебя какъ барана.
Говоря это, онъ хотѣлъ обнажить шпагу; но не могъ вытащить ее изъ ноженъ, потому что, какъ вамъ извѣстно, на морѣ всякое оружіе легко ржавѣетъ вслѣдствіе сырого, соленаго воздуха. Панургъ обратился къ Пантагрюэлю за помощью. Братъ Жанъ взялъ свой только-что отточенный кортикъ и навѣрно убилъ бы предательски купца, если бы капитанъ корабля и остальные пассажиры не умолили Пантагрюэля не допускать такого скандала на ихъ кораблѣ. Итакъ ссора была улажена, и Панургъ пожалъ руку купцу и оба они здорово выпили въ знакъ примиренія.
VI.
О томъ, какъ Панургъ, примирившись съ купцомъ, торгуетъ у него барана.
Когда ссора была улажена, Панургъ сказалъ по секрету Эпистемону и брату Жану:
-- Отойдите-ка всторонку и позабавьтесь надъ тѣмъ, что сейчасъ увидите. Мы повеселимся, если только рыбка не сорвется.
И, повернувшись къ купцу, еще разъ выпилъ за его здоровье полный бокалъ добраго фонарнаго вина. Купецъ отвѣчалъ ему тѣмъ же съ большой вѣжливостью и приличіемъ. Послѣ того Панургъ усердно сталъ просить его продать ему одного барана.
-- Увы, увы, другъ мой, сосѣдъ, какъ вы ловко надуваете бѣдныхъ людей! Ужъ можно взаправду сказать: вотъ такъ покупщикъ! Право слово, вы съ лица смахиваете скорѣе на грабителя съ большой дороги, нежели на покупателя. Клянусь Николаемъ Угодникомъ, пріятель, не правда ли, охулки на руку не положите, если встрѣтите человѣка съ туго набитою мошной въ глухомъ лѣсу! Ха, ха, ха! Тому, кто васъ не признаетъ, не поздоровится. Ну, поглядите, добрые люди, на эту писарскую рожу!
-- Терпѣніе,-- сказалъ Панургъ. Но прошу васъ, какъ особой милости, продайте мнѣ одного изъ вашихъ барановъ. Сколько вы за него хотите?
-- О чемъ вы думаете, дружище, сосѣдъ? Вѣдь это длиннорунные бараны. Язонъ съ нихъ снялъ золотое руно. Бургундскій домъ обязанъ имъ своимъ происхожденіемъ. Это левантинскіе бараны, бараны. кровные, бараны жирные.
-- Пусть такъ,-- сказалъПанургъ,-- но, пожалуйста, продайте мнѣ одного, я заплачу вамъ за него " западными денежками, настоящими, не фальшивыми. Сколько вы за него хотите?
-- Сосѣдушка, другъ мой,-- отвѣчалъ купецъ,-- выслушайте меня хорошенько.
Панургъ. Какъ прикажете.
Купецъ. Вы отправляетесь въ Страну Фонарей?
Панургъ. Хотя бы такъ.
Купецъ. Поглядѣть на свѣтъ?
Панургъ. Хотя бы такъ.
Купецъ. Повеселиться?
Панургъ. Хотя бы такъ.
Купецъ. Васъ зовутъ, кажется, Робинъ-баранъ?
Панургъ. По вашимъ словамъ.
Купецъ. Не въ обиду вамъ будь сказано.
Панургъ. Я такъ и понимаю.
Купецъ. Выскажется, шутъ короля.
Панургъ, Хотя бы и такъ.
Купецъ. Ну вотъ видите. Ха, ха! Вы хотите видѣть свѣтъ, вы шутъ короля, васъ зовутъ Робинъ-баранъ; поглядите на этого барана: его зовутъ, какъ и васъ, Робиномъ; Робинъ, Робинъ, Робинъ.
-- Бе, бе, бе.
-- О, какой прекрасный голосъ!
Панургъ. Прекрасный и гармоническій.
Купецъ. Вотъ каковъ будетъ нашъ уговоръ, сосѣдъ и другъ! Вы вѣдь Робинъ-баранъ и мы посадимъ васъ на эту чашу вѣсовъ, моего Робина барана посадятъ на другую, и я бьюсь объ закладъ на сотню устрицъ, что по вѣсу, качествамъ, цѣнѣ онъ васъ перетянетъ, а вамъ быть уже подвѣшеннымъ и повѣшеннымъ.
-- Терпѣніе, -- сказалъ Панургъ. Но вы окажете большое одолженіе мнѣ и вашему потомству, если продадите мнѣ его или другого сортомъ пониже. Прошу васъ, милостивый государь.
-- Другъ мой,-- отвѣчалъ купецъ,-- сосѣдъ, изъ шерсти этихъ барановъ ткутъ тонкія Руанскія сукна; шерстяныя ткани Лиместра передъ ними простая дерюга. Изъ кожъ изготовляется прекрасный сафьянъ, который" идетъ за турецкій сафьянъ, или монтелимарскій, или, на худой конецъ, за испанскій. Изъ кишекъ изготовятъ струны для скрипокъ и арфъ, которыя продадутъ такъ дорого, какъ если бы онѣ были мюнхенскими или аквилейскими струнами. Какъ вы объ этомъ думаете?
-- Если вы соблаговолите,-- сказалъ Панургъ,-- продать мнѣ одного барана, я буду вамъ очень благодаренъ. Вотъ поглядите и денежки налицо. Сколько вамъ требуется?
И, говоря это, показалъ кошелекъ, набитый новенькими золотыми съ изображеніемъ Генриха.
VII.
Продолженіе торга между Панургомъ и Индюшенкомъ.
-- Другъ мой,-- отвѣчалъ купецъ,-- сосѣдъ, мясо этихъ барановъ предназначается только для королей и принцевъ. Это мясо такъ нѣжно, такъ сочно и такъ вкусно -- настоящій бальзамъ! Я везу ихъ изъ страны, гдѣ свиньи (спаси насъ Богъ!) питаются однѣми сливами; и когда свинья (прошу прощенія у честной компаніи) готова опороситься, то ее кормятъ однимъ только померанцевымъ цвѣтомъ.
-- Но,-- сказалъ Панургъ,-- продайте мнѣ одного барана, и я по-царски заплачу вамъ, клянусь дорожнымъ посохомъ.
-- Другъ мой,-- отвѣчалъ купецъ,-- сосѣдушко, эти бараны происходятъ отъ того самаго, который перенесъ Ѳрикса и Геллу черезъ Гелеспонтъ.
-- Ахъ, чортъ!-- сказалъ Панургъ,-- да вы cleric us vel addiscens.
-- Ita значитъ капуста,-- отвѣчалъ купецъ,-- у ere -- порей. Но рр. ррр. рррр. ррррр. Оге! Робинъ рр. ррррр. Вы не понимаете этого языка. Кстати: на всѣхъ поляхъ, гдѣ они мочились, хлѣбъ растетъ. Никакого другаго мергеля или навоза нетребуется. Больше того: изъ ихъ урины алхимики извлекаютъ наилучшую селитру. Ихъ каломъ (не взыщите) врачи въ нашихъ краяхъ вылечиваютъ семьдесятъ восемь сортовъ болѣзней, невиннѣйшая изъ которыхъ болѣзнь св. Евтропія {"Le mal sainct Entrope. Манера выражаться у простыхъ людей, подобно тому какъ говорятъ: le mal sainct Iehan, le mal de sainct Main, le mal sainct Fiacre, не потому, чтобы у этихъ преподобныхъ святыхъ были такія болѣзни, но потому что они ихъ вылечивали. Примѣчаніе самого Раблэ.}, отъ которой да избавитъ и спасетъ насъ Создатель. Какъ вы думаете объ этомъ, сосѣдъ, пріятель? Потому-то они и стоятъ мнѣ большихъ денегъ.
-- Ладно,-- отвѣчалъ Панургъ,-- но все-таки продайте мнѣ одного барана за хорошую плату.
-- Пріятель, сосѣдъ,-- сказалъ купецъ,-- вникните въ чудесныя природныя свойства этихъ животныхъ, которыя у васъ передъ глазами, даже въ тѣхъ членахъ, какіе показались бы вамъ безполезными. Возьмите, напримѣръ, эти рога и растолките ихъ въ ступкѣ или на таганѣ, мнѣ все едино, затѣмъ заройте ихъ въ землю на солнечномъ припекѣ и почаще поливайте. Перезъ нѣсколько мѣсяцевъ вы увидите, какъ изъ нихъ выростетъ прекраснѣйшая спаржа въ мірѣ, не не исключая и равеннской. Можете ли вы сказать, что рога у васъ, господъ рогоносцевъ, обладаютъ такими же чудесными и удивительными свойствами?
-- Терпѣніе!-- отвѣчалъ Панургъ.
-- Не знаю,-- сказалъ купецъ,-- клерикъ ли вы. Я много видѣлъ клериковъ,-- я хочу сказать: великихъ клериковъ,-- рогоносцами. Ей-богу. Кстати, если бы вы были клерикомъ, то вы бы знали, что въ низшихъ членахъ этихъ божественныхъ животныхъ, а именно въ ногахъ, имѣется кость, таранная кость, и этими костями,-- и никакихъ другихъ животныхъ, кромѣ индійскаго осла и либійской козы -- въ древности играли въ царскую игру тали, въ которую императоръ Октавій Августъ выигралъ однажды вечеромъ слишкомъ 60,000 экю. Вашей братіи, рогоносцамъ, никогда столько не выиграть.
-- Терпѣніе!-- отвѣчалъ Панургъ. Но кончимъ скорѣе.
-- И могу ли я,-- сказалъ купецъ,-- достойно восхвалить вамъ внутреннія части: плечо, бедро, заднюю ногу, спину, грудь и почки, печонку и потроха, пузырь, которымъ играютъ въ мячъ, ребра, изъ которыхъ въ Пигмаліи дѣлаютъ небольшіе луки, изъ которыхъ стрѣляютъ вишневыми косточками въ цаплей; голову, изъ которой съ небольшой примѣсью сѣры варятъ удивительный декоктъ, который даютъ собакамъ отъ запора.
-- Хорошо, хорошо!-- сказалъ капитанъ корабля купцу,-- довольно торговаться! Продай ему барана, если хочешь; если нѣтъ, не забавляй его больше.
-- Согласенъ,-- отвѣчалъ купецъ,-- изъ любви къ вамъ. Но пусть онъ заплатитъ три турскихъ фунта за штуку съ правомъ выбора.
-- Это дорого,-- сказалъ Панургъ. Въ нашихъ краяхъ я купилъ бы пять или шесть барановъ за такую цѣну. Подумайте сначала: не слишкомъ ли много вы запросили? Вы будете не первый изъ моихъ знакомыхъ, впавшій въ бѣдность и даже сломившій себѣ шею изъ-за того, что захотѣлъ слишкомъ скоро разбогатѣть.
-- Пусть тебя трясетъ лихорадка, дуракъ ты этакій!-- сказалъ купецъ. Клянусь ликомъ Харона, худшій изъ этихъ барановъ стоитъ вчетверо дороже тѣхъ, которыхъ нѣкогда караксяне въ Тюдитаніи, провинціи Испаніи, продавали по таланту золота за штуку. А что стоитъ талантъ золота, знаешь ли ты это, безмозглый дуракъ?
Панургъ, заплативъ купцу, выбралъ изъ всего стада лучшаго и самаго крупнаго барана и унесъ его, при чемъ баранъ громко заблеялъ, и, услышавъ его блеяніе, заблеяли, глядя ему въ слѣдъ, и всѣ остальные.
Между тѣмъ купецъ сказалъ своимъ пастухамъ:
-- Ишь ты вѣдь какого покупщикъ выбралъ хорошаго барана! Понимаетъ толкъ въ баранахъ, мошенникъ! Этого барана я какъ нарочно предназначалъ для господина Канкала, хорошо зная его нравъ. Ибо ничего такъ онъ не любитъ и ничто его такъ не веселитъ, какъ когда ему подъ руку подставятъ жирное и круглое плечо барана, и тогда онъ работаетъ на славу хорошо отточеннымъ ножемъ.
***
ѴШ.
О томъ, какъ Панургъ потопилъ въ морѣ купца и его барановъ.
Вдругъ, я самъ не знаю какимъ образомъ,-- это случилось такъ внезапно, что я не успѣлъ разглядѣть Панургъ, не говоря худого слова, бросилъ въ морѣ своего кричавшаго и блеявшаго барана. Всѣ другіе бараны, крича и блея, какъ онъ, принялись скакать въ море одинъ за другимъ. Каждый торопился выброситься за-бортъ раньше другихъ. Невозможно было ихъ удержать. Какъ вамъ извѣстно, таковъ нравъ у барановъ, что они всегда слѣдуютъ за первымъ, куда бы онъ ни пошелъ. Поэтому Аристотель, Lib. 9. de Histo. Animal., говоритъ, что это самое глупое и безсмысленное животное въ мірѣ. Купецъ, страшно испуганный тѣмъ, что на его глазахъ тонутъ и погибаютъ его бараны, усиливался помѣшать имъ и остановить ихъ, но тщетно. Всѣ по очереди скакали въ море и погибали. Наконецъ, онъ ухватилъ большого и сильнаго барана за шерсть на палубѣ корабля, надѣясь такимъ образомъ удержать его и . спасти остальныхъ. Баранъ былъ такъ силенъ, что унесъ съ собой въ море и купца и утонулъ съ нимъ, подобно тому, какъ бараны Полифема, кривого Циклопа, унесли изъ пещеры Улисса и его спутниковъ. To-же было и съ остальными пастухами и овчарами, которые хватали барановъ, кто за рога, кто за ноги, кто за руно и которые всѣ унесены были въ море и безпощадно утоплены.
Панургъ стоялъ около корабельной кухни съ весломъ въ рукѣ, но не за тѣмъ, чтобы помочь овчарамъ, но чтобы помѣшать имъ вновь вскарабкаться на корабль и такимъ образомъ спастись. Онъ такъ краснорѣчиво проповѣдывалъ имъ, точно обратился въ младшаго Оливье Мальяра {Знаменитый проповѣдникъ и духовникъ Карла VII.} или новаго брата Жана Буржуа, доказывая имъ, по всѣмъ правиламъ риторики, о бѣдствіяхъ земного существованія, о блаженствѣ будущей жизни, утверждая, что они будутъ счастливѣе мертвыми, нежели живыми въ сей юдоли плача, и обѣщая каждому изъ нихъ воздвигнуть памятникъ на вершинѣ Монъ-Сени, по возвращеніи изъ Страны Фонарей. Если же они все-таки предпочитаютъ находиться среди живыхъ и имъ не хочется утонуть, то онъ желаетъ имъ встрѣтить кита, который на третій день извергъ бы ихъ на какомъ-нибудь бархатномъ берегу, по примѣру Іоны.
Когда корабль, освободился отъ купца и его барановъ:
-- Жива ли здѣсь еще,-- сказалъ Панургъ,-- какая овечья душа? Гдѣ души Тибо-Ягнятника и Реньо-Козлятника, которые спятъ, когда другіе пасутся? Мнѣ это неизвѣстно. А вѣдь я выкинулъ штуку на старинный, военный ладъ? Какъ тебѣ кажется, братъ Жанъ?
-- Вы хорошо поступили,-- отвѣчалъ братъ Жанъ. По-моему, одно только неладно: во время оно, на войнѣ въ день битвы или приступа солдатамъ обѣщали двойную плату, потому что если битву они выигрывали, то было чѣмъ имъ заплатить; если же они ее проигрывали, то было бы стыдно ее потребовать, какъ это сдѣлали бѣглецы Грюэрцы послѣ сраженія при Серизолѣ, а потому и вамъ слѣдовало бы отложить уплату до развязки. Деньги остались бы у васъ въ карманѣ.
-- Наплевать,-- сказалъ Панургъ,-- мнѣ на деньги! Ей-Богу я повеселился больше, чѣмъ на пятьдесятъ тысячъ франковъ. Но вернемся на нашъ корабль; вѣтеръ попутный. Выслушай-ка меня, братъ Жанъ. Никогда человѣкъ, который мнѣ угодитъ, не останется безъ награды или, по крайней мѣрѣ, безъ благодарности. Я не неблагодаренъ и никогда имъ не буду. Никогда также человѣкъ не оскорбитъ меня безъ наказанія въ здѣшнемъ мірѣ или на томъ свѣтѣ. Я не такой дуракъ.
О томъ, какъ Пантагрюэль прибылъ на островъ Эннасинъ 1), и о странномъ родствѣ, какое тамъ существовало.
1) Безъ носа.
Зефиръ дулъ неизмѣнно (за исключеніемъ небольшого отклоненія на юго-востокъ), и мы цѣлый день плыли, не встрѣчая земли. На третій день къ вечеру, показался трехугольный островъ, очень похожій по формѣ и величинѣ на Сицилію. Онъ назывался Островомъ Родства.-Населеніе его,-- мужчины и женщины походили на красныхъ пуатвинцевъ, за исключеніемъ того, что у всѣхъ у нихъ, у мужчинъ, женщинъ и малыхъ дѣтей, носъ былъ въ формѣ трефоваго туза. По этой причинѣ древнее названіе острова было Безносый. И всѣ они были сродни другъ другу, о чемъ они похвалялись, и намѣстникъ острова сказалъ намъ:
-- Вы люди изъ другого міра, считаете удивительнымъ, что изъ одной римской семьи (а именно: Фабіевъ), въ одинъ день (а именно: тринадцатаго февраля), изъ однихъ воротъ (а именно: Porta carmentalis, находившейся во время оно у подошвы Капитолія, между Тарпейской скалой и Тибромъ, съ тѣхъ поръ прозванной Porta scelerata), для отраженія враговъ римлянъ (то были именно: этруски) вышло триста шесть воиновъ (всѣ сродни другъ другу) вмѣстѣ съ пятью тысячами солдатъ (всѣ были ихъ вассалы), которые всѣ были перебиты (это произошло около рѣки Кремеръ, которая выходитъ изъ озера Бакканъ). Мы въ нашей землѣ, можемъ выставить, если понадобится, болѣе трехъ-сотъ тысячъ, которыя всѣ родня между собой и принадлежатъ къ одной фамиліи.
Родство у нихъ очень странное; мы нашли, что при такомъ тѣсномъ и близкомъ родствѣ, какое между ними существовало, никто изъ нихъ не былъ ни отцомъ, ни матерью, ни братомъ, ни сестрой, ни дядей, ни теткой, ни кузеномъ, ни племянникомъ, ни зятемъ, ни свекровью, ни крестнымъ отцомъ, ни крестною матерью другъ друга. Только одинъ высокій, безносый старикъ назвалъ при мнѣ маленькую трехъ или четырехлѣтнюю дѣвочку: "Мой отецъ", а дѣвочка назвала его: "Дочь моя". Родство между ними состояло въ томъ, что одинъ звалъ женщину: "Мой угорь", а женщина звала его: "Мой моржъ".
-- Какъ отъ нихъ должно пахнуть рыбой,-- говорилъ братъ Жанъ,-- когда они потрутся другъ о друга.
Другой называлъ здоровую дѣвку, улыбаясь:
-- Здравствуй, моя скребница.
Она же привѣтствовала его:
-- Здравствуй, моя пѣгашка {Faaveati -- пѣгое животное. Это слово часто употреблялось какъ двусмысленность.}.
-- Эге, ге, ге!-- вскричалъ Панургъ,-- идите поглядѣть на скребницу, косу и теленка. Вѣдь это выходитъ скребница -- кобылица {Estrillefanveau -- скребница кобылицъ. Это былъ народный ребусъ, который изображался посредствомъ скребницы, косы и теленка. Онъ часто служилъ вмѣсто вывѣски.}. Часто же должно быть скребутъ эту пѣгашку!
Третій привѣтствовалъ свою душеньку словами:
-- Съ Богомъ, мой письменный столъ.
Она ему отвѣчала:
-- И вамъ также, мой процессъ.
-- Клянусь св. Триніаномъ,-- замѣтилъ Гимнастъ,-- этотъ процессъ долженъ часто лежать на этомъ столѣ.
-- Вотъ,-- говорилъ Эстенъ,-- мы видимъ du verd coquin {Verd coquin, это слово, которое и по сю пору находится въ академическомъ словарѣ, означало, собственно говоря, червякъ, который точитъ виноградную лозу, а въ переносномъ смыслѣ -- бредъ, родъ мономаніи.}.
Пятый привѣтствовалъ свою родственницу, говоря:
-- Добрый день, мой топоръ.
Она отвѣчала:
-- И вамъ также мое топорище.
-- Чорта съ два!-- вскричалъ Карпалимъ,-- какое славное топорище у этого топора и какой славный топоръ у этого топорища! Не то ли это топорище, какого требовали римскія куртизанки, или же это францисканскій монахъ съ большимъ рукавомъ?
Проходя мимо, я услышалъ, какъ одинъ кутила, привѣтствуя свою родственницу, назвалъ ее: мой матрацъ, а она назвала его: мое одѣяло. И въ самомъ дѣлѣ онъ похожъ былъ на грубое одѣяло. Кто звалъ: мой мякишъ, а ему отвѣчали: моя корочка. Кто звалъ: мой воздухъ, а ему отвѣчали: моя кочерга. Кто звалъ: мой стоптанный башмакъ, а его называли: моя туфля. Кто звалъ: моя ботинка, а она называла: мой сапожокъ. Кто называлъ: моя рукавичка, а его называли: моя перчатка. Кто называлъ: моя свиная кожа, а его называли: мое свиное, сало:-- и значитъ между ними было то же родство, что между свиной кожей и саломъ. Въ подобномъ же родствѣ, онъ звалъ ее: моя яичница, а она его: мое яичко; и они были такъ же сродни, какъ яичница съ яйцами. Точно такъ иной называлъ ее: мой желудокъ, а она звала его: мой фаготъ. И никто не могъ знать, какое родство, свойство, кровное или иное, существовало между ними, если судить по нашимъ обычаямъ, а говорили намъ только, что это желудокъ этого фагота. Иной привѣтствовалъ свою любезную, говоря: "Кланяюсь вамъ, моя раковина". А она отвѣчала: "А я Вамъ, моя устрица."
Одинъ высокій, гадкій оборванецъ, на высокихъ деревянныхъ конькахъ, встрѣтивъ толстую, жирную, невысокую дѣвку, сказалъ ей: "Боже храни, мой деревянный башмакъ, мой хоботъ, мой волчокъ!" Она же гордо отвѣчала ему: "И тебя также, мой хлыстъ."
-- Клянусь животомъ Saint-Gris {Saint-Gris говорили вмѣсто св. Францискъ, основатель ордена францисканцевъ, одѣтыхъ въ сѣрое платье. Генрихъ IV клялся животомъ Бога. Патеръ Коттонъ строго укорялъ его за это. "Когда такъ,-- сказалъ Генрихъ IV,-- я буду клясться животомъ св. Франциска." "О, государь, такого великаго святого"!-- вскричалъ натеръ. "Ну такъ пойдемъ на соглашеніе, я буду божиться животомъ Св. Сѣраго", сказалъ король и усвоилъ себѣ божбу: Ventre-Saint-Gris.}! сказалъ Ксеноманъ. Годится ли этотъ хлыстъ, чтобы подгонять этого волчка?
Докторъ регентъ, гладко причесанный и расфранченный, побесѣдовавъ нѣкоторое время съ важной дѣвицей, простился съ ней, говоря:
-- Благодарю васъ, веселое лицо.
-- И васъ также, плохая игра {Намекъ на пословицу: Paire bonne mine au mauvais jeu.}.
-- Веселое лицо,-- сказалъ Пантагрюэль,-- при плохой игрѣ не дурное родство.
-- Соедините ихъ,-- сказалъ Панургъ,-- и выйдетъ волынка {Игра словами; Muse и corne (рогъ), образующими cornemuse (волынка).}.
Другой назвалъ свою возлюбленную: моя свинья; она же назвала его: мое сѣно.
И мнѣ показалось, что эту свинью тянуло къ сѣну.
Одинъ привѣтствовалъ свою любезную словами:
-- Прощай, моя клѣтка.
-- Она отвѣчала:
-- Здравствуй, моя птица.
-- Я думаю,-- сказалъ Понократъ,-- что эта птица часто сидитъ въ клѣткѣ.
На удивленіе, выраженное Пантагрюэлемъ относительно такого страннаго родства, намѣстникъ замѣтилъ:
-- Добрые люди изъ другого свѣта, у васъ мало такихъ близкихъ родственниковъ, какъ эти люди.
-- Странные же были у нихъ отецъ съ матерью,-- сказалъ Панургъ.
-- Про какую мать говорите вы?-- спросилъ намѣстникъ. У нихъ нѣтъ ни отца, ни матери. Это свойственно только заморскимъ людямъ, людямъ, обутымъ въ сѣно.
Добрый Пантагрюэль все это видѣлъ и слышалъ, но при послѣднихъ словахъ чуть было не потерялъ терпѣніе.
Ознакомившись ближе съ островомъ и нравами безносаго народа, мы вошли въ кабакъ, чтобы подкрѣпить свои силы. Тамъ справлялись свадьбы на манеръ того края. И было приготовлено много яствъ и питій. При насъ весело обвѣнчали грушу,-- славную, какъ намъ казалось, женщину, хотя тѣ, которые ее раньше попробовали, увѣряли, что она нѣсколько тронулась,-- съ молодымъ сыромъ, у котораго пробивался на подбородкѣ рыжеватый пушокъ. Я и прежде слыхалъ про такіе браки и въ другихъ мѣстахъ. Еще и по сіе время въ нашемъ коровьемъ царствѣ говорится, что груша съ сыромъ -- самый подходящій союзъ. Въ другой-залѣ мы видѣли, какъ женили старый сапогъ съ молодой и мягкой ботинкой. И Пантагрюэлю сказали, что молодая ботинка беретъ въ жены старый сапогъ потому что онъ проченъ, хорошо смазанъ саломъ и годится въ хозяйствѣ, особливо для рыбака.
Въ другой залѣ я видѣлъ, какъ молодой носокъ женился на старой туфлѣ. И намъ сказали, что вовсе не за ея красоту или добродѣтель, но изъ корысти, ради того золота, которымъ она была расшита.
X.
О томъ, какъ Пантагрюэль сошелъ на островъ Хели 1), гдѣ царствовалъ святой Панигонъ2).
1) Островъ Поцѣлуевъ.
2) Отъ panleus -- хлѣбецъ, намекъ на обильно снабженную кухню этого короля.
Юго-восточный вѣтеръ надувалъ наши паруса, когда мы покинули этихъ непріятныхъ родственниковъ съ ихъ носами въ формѣ трефоваго туза, и вышли въ открытое море. На закатѣ пристали мы къ острову Хели, большому, плодородному, богатому и густонаселенному, гдѣ царствовалъ святой Панигонъ. Этотъ послѣдній въ сопровожденіи своихъ дѣтей и вельможъ своего двора поспѣшно прибылъ въ гавань, на встрѣчу Пантагрюэля, и отвезъ его въ свой дворецъ. У входа его ждала королева вмѣстѣ съ дочерьми и придворными дамами. Панигонъ потребовалъ, чтобы они и вся ея свита перецѣловались съ Пантагрюэлемъ и его спутниками. Этому всѣ подчинились за исключеніемъ; брата Жана, который исчезъ и смѣшался съ толпой королевскихъ слугъ. Панигонъ настойчиво просилъ Пантагрюэля, чтобы онъ пробылъ у него весь этотъ день и слѣдующій. Но Пантагрюэль просилъ извинить его, ссылаясь на хорошую погоду и попутный вѣтеръ, котораго всегда такъ сильно желаютъ мореплаватели, но рѣдко получаютъ, а потому слѣдуетъ пользоваться имъ, когда онъ дуетъ. Послѣ такого заявлеія Панигонъ отпустилъ насъ, заставивъ предварительно каждаго изъ насъ выпить за обоюдное здоровье разъ двадцать пять или тридцать.
Пантагрюэль вернулся въ гавань и, не видя брата Жана, спросилъ: гдѣ онъ находится и почему онъ не съ ними. Панургъ не зналъ какъ оправдать его и хотѣлъ вернуться въ замокъ, чтобы позвать его, какъ вдругъ прибѣжалъ братъ Жанъ, веселый-превеселый, и вскричалъ отъ полноты души:
-- Да здравствуетъ благородный Панигонъ! Клянусь скотскимъ падежомъ, онъ силенъ въ кухнѣ. Я только-что оттуда. Тамъ всего вдоволь. Я подумалъ, что хорошо было бы мнѣ набить тамъ свое монастырское брюхо.
-- Ты, мой другъ,-- сказалъ Пантагрюэль,-- только и знаешь свою кухню.
-- Чортъ побери!-- отвѣчалъ братъ Жанъ,-- я лучше знакомъ съ кухней и съ тѣмъ, какъ тамъ быть и что дѣлать, нежели съ тѣмъ, какъ слѣдуетъ хороводиться съ женщинами, magny, magna, chiobrena, отвѣшивать поклоны, присѣдать, цѣловать ручки, говорить комплименты! Все это вздоръ и чепуха! Не стоитъ вниманія! Per dio, я не хочу этимъ сказать, что при случаѣ и я бы не сумѣлъ обернуть ихъ вокругъ пальца и позабавиться. Но только всѣ эти глупыя церемоніи сердятъ меня, какъ молодой чортъ или какъ чортовъ постъ {Тутъ игра словами: jeune, молодой и jeûne, постъ.}. Св. Бенедиктъ правъ. Вы толкуете о томъ какъ бы цѣловать дѣвицъ. Клянусь почтеннымъ и священнымъ одѣяніемъ, какое я ношу, я отказываюсь отъ этого, опасаясь, чтобы и со мной не приключилось того, что было съ господиномъ Гюэршоре.
-- А что же съ нимъ было?-- спросилъ Пантагрюэль,-- я его знаю. Онъ мнѣ большой пріятель.
-- Онъ былъ приглашенъ,-- сказалъ братъ Жанъ,-- на великолѣпный и роскошный банкетъ, который задалъ одинъ его родственникъ и сосѣдъ. На этотъ банкетъ приглашены были также всѣ дворяне, и благородныя дамы и дѣвицы околотка. Эти послѣднія въ ожиданіи его переодѣли нарядными и щеголеватыми барышнями всѣхъ присутствующихъ пажей. Барышни предстали передъ нимъ, когда онъ прошелъ по подъемному мосту. Онъ всѣхъ ихъ перецѣловалъ съ большой вѣжливостью и почтительными поклонами. По окончаніи этой церемоніи дамы, ожидавшія его въ галлереѣ, расхохотались и дали знакъ пажамъ,- чтобы они сбросили свои наряды. Увидя это, почтенный господинъ такъ разсердился, что съ досады и стыда не захотѣлъ поцѣловать присутствующихъ дамъ и дѣвицъ, утверждая, что если такимъ образомъ переодѣли пажей, то, чего добраго, всѣ эти дамы -- простые слуги еще хитрѣе переряженные.
-- Милостью Божіей, da jurandi, почему же намъ не сосредоточить всей нашей гуманности на Божіей славной кухнѣ и не заняться верченіемъ вертела, гармоніей шипящихъ кастрюль, распредѣленіемъ шпика, температурой похлебокъ, приготовленіемъ дессерта, порядкомъ чередованія винъ? Beati immaculati in via. Такъ стоитъ и въ требникѣ.
***
XI.
О томъ, почему монахи такъ охотно засѣдаютъ въ кухнѣ.
-- Вотъ,-- сказалъ Эпистемонъ,-- настоящія монашескія рѣчи. Я разумѣю монаха по духу, а не по одеждѣ только. Вы напомнили мнѣ то, что я видѣлъ и слышалъ во Флоренціи лѣтъ двадцать тому назадъ. Насъ была славная компанія любознательныхъ людей, любителей древности, стремившихся посѣщать ученыхъ людей и осматривать древности и рѣдкости Италіи. И вотъ мы съ большимъ любопытствомъ знакомились съ мѣстоположеніемъ и красотами Флоренціи, съ архитектурой ея собора, великолѣпіемъ храмовъ и роскошью дворцовъ и наперерывъ другъ передъ другомъ восторгались ими, какъ вдругъ одинъ монахъ изъ Аміена, по имени Бернаръ Лардонъ, сказалъ намъ въ сердцахъ и раздражительно:
"Не знаю, чорта съ два, чѣмъ вы тутъ такъ восхищаетесь. Я такъ же, какъ и вы, глядѣлъ на все это и такой же зрячій, какъ и вы. Ну и что жъ тутъ такого? Красивые дома, и больше ничего. Но,-- Боже помилуй насъ, и св. Бернаръ мой добрый патронъ!-- во всемъ здѣшнемъ городѣ я еще не видѣлъ ни одной кухмистерской, какъ ни озирался и ни оглядывался по дорогѣ направо и налѣво, готовясь сосчитать, сколько намъ попадется на пути кухмистерскихъ. У насъ въ Аміенѣ, пройдя вчетверо, даже втрое меньше пути, чѣмъ мы совершили при нашихъ осмотрахъ, я могъ бы указать вамъ больше четырнадцати древнихъ и ароматныхъ кухмистерскихъ. Не понимаю, какое удовольствіе находите вы глазѣть на львовъ и африканцевъ (такъ, кажется, называете вы то, что другіе зовутъ тиграми) при колокольнѣ или на ежей и страусовъ во дворцѣ господина Филиппа Строцци. Честью завѣряю, сыны мои, что съ большимъ удовольствіемъ увидѣлъ бы добраго и жирнаго гуся на вертелѣ. Всѣ эти порфиры и мраморы хороши, слова нѣтъ. Я не хочу ихъ хулить, но предпочитаю имъ аміенскія пирожныя. Эти античныя статуи хорошо, сдѣланы, охотно вѣрю этому; но, клянусь Св. Фереолемъ Аббевильскимъ, молодыя дѣвчонки въ нашемъ краю въ тысячу разъ привѣтливѣе."
-- Что означаетъ,-- спросилъ братъ Жанъ,-- и чѣмъ это объяснить, что вы всегда застанете монаховъ въ кухнѣ и никогда не встрѣтите тамъ ни королей, ни папъ, ни императоровъ?
-- Нѣтъ ли,-- отвѣчалъ Ризотомъ,-- какихъ-нибудь скрытыхъ свойствъ и специфическихъ причинъ въ кухонныхъ котлахъ и вертелахъ, которые притягиваютъ монаховъ, но не притягиваютъ ни королей, ни папъ, ни императоровъ? Или же это наклонность и стремленіе, свойственныя рясѣ и клобуку, которыя сами собой толкаютъ добрыхъ монаховъ въ кухни, хотя бы даже они и не хотѣли туда идти?
-- Онъ хочетъ сказать,-- отвѣчалъ Эпистемонъ,-- что форма слѣдуетъ за матеріей, какъ выражается Аверрозсъ.
-- Такъ, такъ,-- сказалъ братъ Жанъ.
-- Я вамъ скажу,-- замѣтилъ Пантагрюэль,-- не касаясь предложенной задачи, потому что она нѣсколько щекотлива, и можно уколоться, коснувшись ея. Мнѣ помнится, что я читалъ о томъ, какъ однажды царь македонскій Антигонъ вошелъ въ кухню своего лагеря и встрѣтилъ тамъ поэта Антагора, который самолично жарилъ угря на вертелѣ, и шутливо спросилъ его: "Неужели Гомеръ жарилъ угрей въ то время, какъ описывалъ подвиги Агамемнона"?-- "Неужели ты думаешь,-- отвѣчалъ Антагоръ царю,-- что Агамемнонъ, въ то время какъ совершалъ свои подвиги, интересовался тѣмъ, кто въ его лагерѣ жаритъ угрей?" Царю показалось неприличнымъ, что поэтъ жаритъ угрей въ его кухнѣ, а поэтъ ему отвѣтилъ, что еще нестерпимѣе встрѣтить царя въ кухнѣ. Подъ пару вашему разсказу,-- сказалъ Панургъ,-- я вамъ разскажу, что отвѣтилъ однажды Бретонъ Вилландри герцогу Гизу. Рѣчь шла объ одномъ сраженіи между королемъ Францискомъ и императоромъ Карломъ V, въ которомъ нигдѣ не видно было Бретона, хотя онъ былъ вооруженъ съ головы до ногъ и подъ нимъ былъ чудный конь. "Честное слово,-- отвѣчалъ Бретонъ,-- я былъ въ этомъ сраженіи, и это мнѣ легко доказать, и при томъ въ такомъ мѣстѣ, куда бы вы не рѣшились отправиться." Герцогъ де-Гизъ обидѣлся такими словами, находя ихъ дерзкими и слишкомъ хвастливыми, но Бретонъ легко успокоилъ и разсмѣшилъ его, сказавъ: "Я находился при обозѣ, куда ваша честь не рѣшились бы укрыть ея, какъ это сдѣлалъ я."
И въ такомъ разговорѣ дошли они до своихъ кораблей и покинули островъ Хели.
***
XII.
О томъ, какъ Пантагрюэль достигъ Прокураціи 1), и о странномъ образѣ жизни ябедниковъ 2).
1) Procuration -- довѣренность. Раблэ превращаетъ это слово въ названіе мѣстности.
2) Chiquanous -- ябедники. Раблэ такъ называетъ стряпчихъ, судебныхъ приставовъ и пр.
Продолжая путь, на слѣдующій день мы прибыли въ Прокурацію, страну безобразную и грязную. Я въ ней ничего не понималъ. Тамъ мы увидѣли прокултосовъ и ябедниковъ {Прокуроры, стряпчіе, судебные пристава и пр.} -- людей очень непріятныхъ. Они не предложили намъ ни пить, ни ѣсть. Но нескончаемыми поклонами съ учеными ужимками дали намъ понять, что за деньги готовы намъ служить, чѣмъ угодно. Одинъ изъ нашихъ толмачей разсказывалъ Пантагрюэлю, какимъ страннымъ способомъ эти люди зарабатывали себѣ пропитаніе, вполнѣ противоположнымъ тому, какой былъ въ обычаѣ у римлянъ. Въ Римѣ множество народа жило тѣмъ, что отравляло, избивало и убивало людей. Ябедники же зарабатывали хлѣбъ тѣмъ, что сами бывали биты, такъ что если долгое время ихъ никто не билъ, то они умирали отъ голода сами, ихъ жены и дѣти.
-- Это въ родѣ того, какъ нѣкоторые люди, по свидѣтельству Галлена, не могутъ повернуть къ экватору nervus cavernosus, не будучи здорово высѣченными. Клянусь Св. Тибо, кто бы меня такъ высѣкъ -- выбилъ бы меня, напротивъ того, ихъ сѣдла,-- сказалъ Панургъ.
-- Дѣло происходитъ такъ,-- отвѣчалъ толмачъ,-- когда какой-нибудь монахъ, попъ, ростовщикъ или адвокатъ задумаетъ погубить какого-нибудь дворянина, онъ насылаетъ на него одного изъ ябедниковъ. Тотъ тащитъ его въ судъ, томитъ волокитой, оскорбляетъ его, нагло ругаетъ, сообразно данному порученію, до тѣхъ поръ, пока дворянинъ -- если только онъ не разслабленный и не набитый дуракъ -- вынужденъ бываетъ избить его палкой или исколоть шпагой, или переломать ему ребра, а не то выбросить его за стѣну, изъ окошка своего замка. Послѣ того ябедникъ разбогатѣетъ мѣсяца на четыре, точно побои составляютъ для него естественную жатву: онъ получитъ плату отъ ростовщика или отъ адвоката и вознагражденіе отъ дворянина, которое иногда бываетъ такъ велико и непомѣрно, что дворянинъ совершенно разорится съ опасностью сгнить въ тюрьмѣ, точно прибилъ самого короля.
-- Отъ такой бѣды,-- сказалъ Панургъ,-- я знаю очень хорошее средство, какимъ воспользовался господинъ де-Баше.
-- Какой такой?-- спросилъ Пантагрюэль.
-- Господинъ де-Баше,-- отвѣчалъ Панургъ,-- былъ храбрый, добродѣтельный, великодушный, щедрый человѣкъ. Когда онъ вернулся изъ продолжительнаго похода, въ которомъ герцогъ Феррарскій храбро оборонялся, при помощи французовъ, отъ яростнаго нападенія папы Юлія II,-- то жирный Сенъ-Луанскій пріоръ ежедневно звалъ его въ судъ, отсрочивалъ засѣданіе, терзалъ и мучилъ его ради собственнаго удовольствія. Однажды, завтракая со своими людьми (потому что онъ былъ гуманный и добрый человѣкъ), онъ призвалъ своего пекаря, по имени Луара, и его жену, а также и священника своего прихода, по имени Удара, который, по тогдашнему обычаю во Франціи, служилъ ему вмѣстѣ и дворецкимъ, и сказалъ имъ въ присутствіи всѣхъ своихъ дворовыхъ и другихъ слугъ: "Дѣти, вы видите, какъ меня ежедневно раздражаютъ эти негодяи ябедники; я рѣшилъ, что если вы мнѣ не поможете отъ нихъ избавиться, я покину край и переселюсь хоть къ туркамъ или къ самому діаволу. На будущее время, когда они покажутся, будьте готовы, вы, Луаръ и ваша жена, явиться въ мой большой залъ въ роскошномъ подвѣнечномъ нарядѣ, какъ будто бы васъ должны были обручить, совершенно такъ, какъ васъ обручили въ первый разъ. Глядите, вотъ вамъ сто золотыхъ экю, на которые купите себѣ дорогое платье, вы, мессиръ Ударъ, не премините явиться въ полномъ облаченіи какъ бы для того, чтобы ихъ обручить; вы тоже, Трудонъ (такъ назывался его придворный музыкантъ), будьте тамъ съ вашей флейтой и барабаномъ. Когда благословеніе будетъ произнесено и новобрачную поцѣлуютъ при звукахъ барабана, вы всѣ приметесь угощать другъ друга легкими ударами кулака, на память о свадьбѣ. Послѣ этого вы только съ большимъ аппетитомъ поужинаете. Но когда очередь дойдетъ до ябедника, то вы хорошенько поколотите его, какъ зеленую рожь,-- не щадите его. Бейте, стукайте, колотите, прошу васъ. Вотъ возьмите эти новыя желѣзныя руковицы, обтянутыя замшей. Бейте его куда попало безъ счету. Кто сильнѣе побьетъ его, тотъ, значитъ, всѣхъ болѣе ко мнѣ привязанъ. Не бойтесь отвѣтственности. Я за всѣхъ отвѣчаю... Вѣдь эти удары даны будутъ въ шутку, во исполненіе обычая, котораго придерживаются на каждой свадьбѣ."
"Но какимъ образомъ,-- спросилъ Ударъ,-- мы узнаемъ, что это ябедники? Вѣдь къ вамъ въ домъ ежедневно приходятъ всякіе люди.".
"Я отдалъ приказъ"; отвѣчалъ Баше. Когда у воротъ появится человѣкъ пѣшкомъ или же верхомъ на клячѣ, съ большимъ и широкимъ серебрянымъ кольцомъ на большомъ пальцѣ, то это будетъ ябедникъ. Привратникъ, впустивъ его, вѣжливо позвонитъ въ колоколъ. Тогда будьте готовы и приходите въ залу разыгрывать трагикомедію, которую я вамъ изложилъ."
Въ тотъ же самый день, по Божіему соизволенію, прибылъ старый, толстый и красный ябедникъ. Позвонивъ у воротъ, онъ былъ признанъ привратникомъ по его грубымъ смазнымъ сапогамъ, по его клячѣ, по холщевому мѣшку, набитому биткомъ судебными повѣстками и привѣшенному къ поясу, а главное по толстому золотому кольцу, надѣтому на большомъ пальцѣ лѣвой руки. Привратникъ былъ съ нимъ очень вѣжливъ, принялъ его съ честью и весело позвонилъ въ колоколъ. При звукахъ послѣдняго Луаръ съ женой нарядились въ богатое платье и вошли въ залъ съ гордымъ видомъ. Ударъ надѣлъ полное облаченіе и вышелъ изъ буфетной навстрѣчу ябеднику, провелъ его въ буфетную и долго поилъ виномъ, пока всѣ люди надѣвали желѣзныя рукавицы, и сказалъ ему:
"Вы пріѣхали какъ нельзя болѣе кстати. Нашъ господинъ въ хорошемъ расположеніи духа; мы готовимся пировать; ѣды и питья наготовлено вдоволь; мы празднуемъ свадьбу; милости просимъ: ѣшьте, пейте, веселитесь."
Въ то время какъ ябедникъ пилъ, Ваше, видя, что въ залѣ собрались Всѣ его люди въ должномъ порядкѣ, послалъ за Ударомъ. Ударъ явился, неся святую воду. За нимъ слѣдовалъ ябедникъ. Войдя въ залу, онъ не позабылъ съ низкими поклонами позвать Ваше въ судъ. Ваше принялъ его любезнѣйшимъ образомъ, подарилъ ему золотой и пригласилъ его присутствовать при заключеніи контракта и на сговорѣ. Все такъ и произошло, какъ было условлено. Подъ конецъ наступилъ чередъ ударамъ кулака. Но когда очередь дошла до ябедника, то его такъ здорово угостили ударомъ желѣзныхъ рукавицъ, что онъ былъ весь избитъ и оглушенъ: ему подбили глазъ, сломали восемь реберъ, повредили ключицу, разбили плечевыя кости и нижнюю челюсть и все это смѣясь. Богу извѣстно, какъ старался Ударъ, прикрывая рукавомъ ризы тяжелую желѣзную рукавицу, подбитую горностаемъ, потому что онъ былъ большой силачъ. Такимъ образомъ ябедникъ вернулся на островъ Бушаръ, пестрый какъ тигръ, но вполнѣ довольный, тѣмъ не менѣе, господиномъ Баше, и съ помощью славныхъ туземныхъ хирурговъ прожилъ еще на свѣтѣ столько, сколько вамъ угодно. Послѣ того о немъ ничего не было слышно. И память о немъ заглохла вмѣстѣ съ послѣднимъ ударомъ колокола, въ который звонили при его погребеніи.
