Не знаем мы своей кончины,
Но и не жить нам без причины.
Другим давай вкусить, дружок,
Пожил, и к Богу – на урок…
***
Опечалюсь, если надо,
Мёд не вечно загребать.
Пострадать без шоколада,
Важно, дабы жизнь познать…
***
Есть много всякого на свете,
Чего в свой мозг не поместить.
В природном красочном букете
Нам хоть травиночку б, взрастить… ***
Чтоб жизни смысл познать
Нам, гусям, травку нужно пощипать…
Откроются основы Мирозданья
Когда Гусак с Гусыней на свидании…
А там, глядишь, гусяток дружный хор,
О смысле жизни кончат спор…
А коль ослабнет мощное крыло
Хоть в суп, хоть в кашу -
Станет всё равно! ***
Ясный свет струят
Тёплые твои глаза...
Если годы летят
Белым снегом грозя,
Ярко вспыхнет звезда
Лёгкой грустью томя
Юных душ единенье,
Болью прошлых потерь...
Львиной доли сомненье
Юркнет в узкую дверь.
2.
Ягодой спелой упала
Твоей прелести гроздь...
Ельника вечного покрывало
Больно вонзало в нас гвоздь.
Яхонты светом угрюмым
Ловко зарезали быт.
Югом давяще-сутулым
Блеском созвездий забит
Лес, где нам пел соловей
Юбочно-чувственных дней. Январь 2008г.
Ночь стояла такая теплая, звездная, прозрачная. По всему обширному двору Печерского монастыря разместились богомольцы, не вошедшие в церковь; подле каждого стояла пасха с воткнутой в нее свечечкой. Казалось, что второе небо, усыпанное тысячью маленьких, трепещущих звезд, опрокинулось на землю. Только верхние звезды сверкали такими холодными блестящими лучами, а земные так трепетно теплились красноватым огоньком. Время близилось к полуночи: на колокольне, на куполах начали зажигать огоньки. Богун и Ганна прошли за церковь и остановились на уступе горы.
— Присядь, Ганно; ты едва стоишь на ногах, — обратился к Ганне Богун.
Ганна опустилась.
С горы вниз, вплоть до самого Днепра, сбегали монастырские сады, а Днепр разливался у подножья горы полноводный, широкий, затопляя все острова. Иногда из церкви доносились звуки протяжного, грустного пения. Так дивно тепло было на земле, так торжественно в небе.
— Великое отпевание идет, — вздохнула Ганна.
— Да, а скоро загремит и радостная весть на весь мир, — заметил Богун. — Завтра мы уже и не увидимся, Ганно.
— Как, разве ты так скоро уедешь отсюда?
— Вот только встретить праздник Христов да попрощаться с тобой захотел, а завтра уже в дорогу. Праздник нам на руку: всюду свободный народ. Дела свои я покончил здесь. Да благословит господь превелебного владыку нашего и святое богоявленское братство: многое они сделали для нас! И как не верить, Ганно, в то, что господь поможет нам вырваться из-под лядского ига, когда всюду, везде весь люд только и ждет гасла, чтобы подняться всем, как одному. Нужно только человека, чтобы поднял всех.
— И он будет, будет, Иване! — воскликнула Ганна.
— Будет, — повторил уверенно и Богун.
— Куда ж ты теперь поедешь, Иване?
— Поеду дальше, комплектовать полки и подымать народ. Из Киева вот уже отправил тысячу человек на Запорожье, — повезли и деньги, и оружие: обо всем подумал наш превелебный рачитель... Правду говорит Богдан: теперь мы обессилены... нам надо укрепиться и окрепнуть... Теперь вот я еду дальше. Чем больше у нас будет силы, тем больше будет вера, а чем больше вера, тем вернее победа.
Богун встряхнул головою и заговорил горячо и уверенно: он говорил Ганне о своих планах, мудрых указаниях владыки...
— Счастлив ты, казаче, — вздохнула Ганна, — ты можешь трудиться для нашей отчизны, а я...
— Ты, ты, Ганно, — перебил ее с восторгом Богун, — ты делаешь больше всех нас, ты подымаешь в нас веру, ты указываешь всем нам дорогу.
— Что ты, что ты, Иване, — остановила его Ганна; но Богун перебил ее:
— Нет, постой! Что правда, то правда: когда у дивчыны встречаешь такое чудное сердце, то самому хочется велетнем стать; и стыд и досада на свою подлую душу проймают сердце! — Богун вздохнул, сбросил шапку, провел рукой по голове. — Вот что хотел еще я сказать тебе, Ганно! — заговорил он после небольшой паузы. — Теперь мы расстанемся кто знает на сколько... Прости меня, грубого казака, за те слова, что сказал я тебе...
— Ох Иване, Иване! — вскрикнула Ганна. — Я бы сердце свое для тебя вынула, а ты...
— Спасибо, Ганно, спасибо, сестрице моя, — взял ее Богун за руку, — дозволь же мне думать, что не останусь я чужим для тебя...
— Богуне, друже мой, как брата, как лучшего друга, люблю я тебя! — произнесла Ганна с глубоким чувством,
подымая на Богуна полные слез глаза. — Прости меня ты, что без воли потоптала я твое сердце; когда б ты знал...
.... Читать дальше »
Древние числа дарят слова
Знаки лесов на опушке…
Мир понимает седая глава,
Строчки, что создал нам Пушкин.
Коля, Валя, и Ганс любили Природу, и ещё – они уважали Пушкина.
Коля, Валя, и Ганс, возраст имели солидный – пенсионный.
И дожили они до 6-го июня, когда у Пушкина, Александра Сергеевича, как известно – день рождения...
***
***
***
***
***
***
***
***
На маршруте...
