Роман " Россия молодая"... Книга 1... №52 - 25 Февраля 2017

Главная » » Роман " Россия молодая"... Книга 1... №52

19:13

Роман " Россия молодая"... Книга 1... №52

На чужбине, словно в домовине, -
и одиноко и немо.

Пословица

Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх

Пушкин

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1. ПЕРЕД ПОХОДОМ

На Стокгольмском рейде корабли эскадры приняли добавочный балласт -
чугунные брусья и битый камень сотнями бочек. Когда балласт был уложен,
малые грузовые суда стали возить питьевую воду. Лекарь эскадры, попыхивая
трубкой, подсыпал в каждую бочку совок извести - чтобы вода не загнила во
время длительного похода.
В ахтерлюки матросы сваливали провизию - солонину, масло и уксус в
долбленых деревянных бутылях, копченые тощие, жилистые туши овец, кули
сушеной рыбы, горох, соль. В брот-камеру, обшитую свежими сосновыми
досками, сверху, из люка сыпали жесткие с соломой морские сухари, пахучие
солодовые лепешки. В винный трюм спускали на канатах бочки с хлебной водкой
- для раздачи на походе королевской чарки. Эконом-содержатель по счету
принимал матросские бачки для супа, чугунные котлы, кружки, весы с гирями,
черпаки, оловянные блюда, посуду для офицерского стола.
В адмиральский и офицерские погреба буфетчики торопясь ставили в лед
устрицы, свежую рыбу, развешивали на деревянные гвозди дичь, вяленые седла
козули, кабаньи окорока, уток, гусей, кур. Здесь же корабельные констапели
складывали оружие и пороховые запасы, которые могли потребоваться офицерам
на случай матросского бунта.
Боцманы, срывая хриплые глотки, командовали укладкой сменных запасных
канатов, кабельтовых перлиней, буйрепов, вант-тросов. Под нижней палубой
считали запасные комплекты шлюпочных весел, шестов, вымбовок. Нок-тали и
гинцы со скрипом спускали в фор-люки кораблей смолу, гарпиус, гвозди.
Плотники и конопатчики, повиснув над водою в своих "беседках", в последний
раз загоняли в пазы шерсть и паклю, стуча деревянными молотками и распевая
песни.
На "Злом медведе" принимали дополнительно артиллерийский припас:
фитили, ломы, ганшпуги, прибойники, клинья, блоки. На флагманском корабле
"Корона" парусиной обносили загородку между грот- и фор-люками: здесь, где
полагалось бы быть лазарету, печально мычали коровы, блеяли овцы, кудахтали
куры. На "Справедливом гневе", по приказанию шаутбенахта, меняли пушки
средней батарейной палубы. Штурманы эскадры в последний раз перед дальним
походом проверяли карты атласа "Зеел", что значит - факел, смотрели
флагдук, склянки, лоты, лаги, лини. По особому секретному приказу
шаутбенахта корабли должны были иметь английские и датские флаги в
запечатанных мешках - впредь до уведомления, как с ними поступить.
Ярл Эрик Юленшерна - флагман эскадры - ежедневно по нескольку раз
объезжал на своем вельботе все корабли. Его сопровождали капеллан эскадры,
флаг-офицер и два наиболее свирепых профоса - палачи. К полудню, обычно,
шаутбенахт менял перчатку на правой руке: тонкая лайка не выдерживала,
шаутбенахт бил людей по своей манере - кулаком снизу вверх, в рот, чтобы
провинившийся вместе с кровью выплюнул и зубы.
С утреннего барабана до вечерней зари на баках кораблей свистели розги
и английские линьки - веревки с узлами, вымоченные в соленой воде.
Полумертвых от порки матросов поили водкой и пороли дальше.
Люди выбивались из сил, падали на трапах, на палубах. Шаутбенахт
никогда никого не хвалил, ему все не нравилось, с каждым днем он хмурился
все больше и наказывал людей все жестче. К концу недели на "Ароматном
цветке" матросы, обессилевшие от непосильной работы, потребовали
воскресного отдыха. Шаутбенахт велел выпороть каждого третьего, а зачинщика
- до смерти. Капеллан эскадры отправился на шлюпке исповедовать и причащать
приговоренного.
Совет капитанов эскадры был назначен тайно ночью на "Короне", где ярл
Юленшерна держал свой флаг. Капитаны линейных судов, фрегатов и яхт
прибывали по одному, без своих офицеров, отвечали вахтенным у трапов
условленным паролем и рассаживались в адмиральской каюте с плотно
занавешенными окнами. Кают-вахтер в мягких туфлях подавал капитанам
раскуренные трубки, кают-юнга наливал желтое ячменное пиво в глиняные
кружки. Капитаны, эконом эскадры, капеллан, полковник Джеймс - курили,
мочили усы в пивной пене, опасливо прислушивались к тому, как за
переборкой, в своей спальне, убранной золочеными кожами, кашляет и
отплевывается шаутбенахт Юленшерна. По кашлю было понятно, что флагман
недоволен, более того - зол. Приглашенные на совет робели, как мальчишки.
Ярл Эрик Юленшерна издавна внушил страх всем, кто когда-либо плавал под
королевским флагом - золотой крест на синем поле.
Небольшого роста, сухой, с морщинистым желтым лицом, он вышел из
спальни вместе с боем часов, коротко поклонился, сел в зеленое сафьяновое
кресло. Бесшумно ступая, кают-вахтер подал ему коньяку, кают-юнга в это же
мгновение поставил чашку кофе. Шаутбенахт размешал ложечкой сахар, медленно
обвел взглядом лица своих капитанов, опаленные порохом, изрубленные в
абордажных боях, дубленные ветром Балтики, Немецкого моря, холодного
океана.
Капитаны притихли совсем. Шаутбенахт позвонил в колокольчик, велел
флаг-офицеру убрать кают-вахтера и кают-юнгу, поставить возле трапа
адмиральских покоев двух солдат с мушкетами, никого не пускать на галерею,
что расположена на корме за окнами его каюты. Флаг-офицер ушел. Опять
наступило молчание. В тишине было слышно, как посвистывает ветер в море да
скрипят якорные канаты в клюзах.
- Я недоволен, - внезапно произнес шаутбенахт.
Капитаны молчали.
- Я крайне недоволен! - тоном выше сказал Юленшерна. - Мы разучились,
черт возьми, молчать. Мы стали болтливы, как женщины. Весь Стокгольм от
ребенка до старухи знает, что в ближайшие дни экспедиция направится в город
Архангельск. Всем известно, что мы ищем шхиперов, знающих фарватер реки
Двины. Корабли, которые вооружались в Гетеборге и в Кальмаре, известны не
только шведам, но и иностранцам. Известны даже имена капитанов, шхиперов,
главных артиллеристов; известно, каковы наши запасы пороха, сколько мы
берем с собою ядер; известно наконец, кто командует эскадрой и каково
прошлое вашего командующего...
Капитаны качали головами, удивлялись.
- Следует думать, - продолжал шаутбенахт, - что не только в Стокгольме
проведали о нашей экспедиции. О ней, несомненно, известно и московитам.
Ослом будет тот, кто предполагает, что осведомленность русских пойдет нам
на пользу...
- Истинная правда! - вздохнул Уркварт.
- Ваши лицемерные вздохи теперь ничему не помогут! - сказал Юленшерна.
- Я собрал вас у себя, дабы предуведомить: экспедиция в Архангельск
отменяется. Все, кто принимал участие в ее подготовке, могут получить свои
деньги по завтрашний день и идти путем, который подскажет им разум и воля
божья...
Старый конвой Голголсен даже открыл рот от изумления. Командир
абордажных команд полковник Джеймс, подняв брови, откинулся на спинку
кресла. Толстый шхипер Ферколье бессмысленно улыбался.
Флагман молча пил кофе.
- Это все, господа! - сказал он, допив свою чашку и поднимаясь.
Капитаны встали.
- Впрочем, желающие могут остаться на кораблях эскадры, чтобы идти в
иное плавание - на уничтожение китов. Многим нынче известно, что китов
развелось чрезвычайное множество и что они причиняют большое беспокойство
мореплавателям. Мы должны истребить некоторое количество этих тварей с тем,
чтобы другие отошли подальше в море. Вот и все наши задачи. Желают ли
что-нибудь спросить господа капитаны?
Голголсен поморгал, спросил хриплым басом:
- Мой фрегат имеет на борту двадцать две пушки. Продовольствие и
боевые припасы взяты на три месяца. Ни гарпунов, ни прочей китобойной
снасти у нас нет. По всей вероятности, пушки и боевые припасы нам не
понадобятся, в то время как люди, умеющие охотиться на китов...
Капитаны задвигались, зашумели.
- Это так, гере шаутбенахт.
- Нижние палубы нужно очистить от тяжелых пушек...
- Надо изменить грузы...
- Абордажные команды требуют большого запаса продовольствия, а раз
команд не будет...
Юленшерна молчал. Его насмешливые глаза оглядывали лица капитанов.
- Гарпуны и соответствующие китобойные припасы вы получите от эконома
эскадры, - сказал он. - Команды пусть остаются в тех комплектах, в которых
они набраны, кроме, разумеется, наемников, не желающих менять свои сабли на
ножи китобоев... Это все, господа.
Он коротко поклонился и ушел в свою спальню - прямой, надменный, в
зеленом мундире, с презрительной улыбкой на тонких губах. Переглядываясь,
пожимая плечами, растерянные, злые капитаны прощались у трапа, чтобы
разъехаться по своим кораблям. Они понимали и не понимали, догадывались и
размышляли, боясь перекинуться друг с другом даже несколькими словами. Один
только Голголсен проворчал:
- Этот старый пират вовсе выжил из ума. Чего он хочет от нас? Если он
не верит даже нам, пусть ищет себе других офицеров...

2. КИТОЛОВЫ

На шканцах сорокапушечного корабля "Злой медведь" в неурочное время
рожок запел "сбор всей команды". Из люков - заспанные, повязанные
по-пиратски платками, драные, грязные, босые, не торопясь, один за другим
пошли наверх матросы, артиллеристы, абордажные солдаты. Над люками стояли
боцманы с плетками - били по спинам, гнали становиться в строй.
По шканцам прогуливался капитан Уркварт, в предчувствии неприятного
разговора обтирал платком краснощекое лицо, улыбался приветливо. Два
лейтенанта с пистолетами в глубоких карманах на всякий случай прогуливались
рядом с ним. Профос острым взглядом всматривался в команду - в итальянцев,
англичан, испанцев, бременцев, голландцев, - поигрывал кортиком. Старший
помощник и главный боцман испанец дель Роблес вывел из кормового люка
дюжину своих головорезов, поставил с мушкетонами за палубной надстройкой,
осторожно растолковал им, что может произойти и чего следует опасаться.
Уркварт ласково поздоровался с командой, прошелся вдоль строя, сказал,
что поход на Архангельск отменяется, что команда может получить свои деньги
нынче же за все прошлое время.
- А за будущее? - спросил Бирге Кизиловая нога, палубный матрос.
- Пусть платит за прошедшее, тогда станем говорить о будущем! -
крикнул рыжий ирландец.
- Казначея на шканцы!
Матросы зашумели все сразу, строй сломался. Опухший от пьянства,
сизый, с голой седой грудью наемник Бэнкт по кличке "Убил друга" навалился
на капитана, прижал его к борту, спросил, обдавая запахом перегара:
- Куда же мы теперь денемся?
- Вы не дослушали меня! - произнес Уркварт, пытаясь оттолкнуть от себя
Убил друга. - Дайте мне договорить, проклятые пьяницы...
Дель Роблес оттащил Бэнкта от капитана, головорезы с мушкетонами
встали за спиной Уркварта, матросы притихли. На шканцах показался казначей
со своим железным сундучком, его привели лейтенанты. Уркварт, обдергивая на
себе мундир, сдувая пылинки с рукава, заговорил о китобойном походе...
- Киты? Сейчас? - закричал Бирге Кизиловая нога. - Наверное, меня пора
посадить в сумасшедший дом на цепь, ребята, потому что я ничего не
понимаю...
Боцман стегнул Бирге по спине кнутом. Капитан продолжал говорить.
- В океан вышел царь китов, - говорил Уркварт. - Этот свирепый царь
приносит великие бедствия. Кроме плавников и массы своего тела, которая,
как известно, может рассечь корабль пополам, китовый царь вооружен еще и
роговым мечом с пилою, которым он, незримо подкравшись к судну, подпиливает
киль. Ум этого зверя таков, что с ним трудно состязаться даже опытному
китобою и бывалому морскому промышленнику. Дело в том, что китовый царь
наделен способностью видеть незримое, то есть видеть мысль человека,
замышляющего зло против китов...
Наемники, не раз служившие под черными флагами пиратов, закоренелые
преступники, которым грозила виселица во многих странах Европы, словно
дети, слушали своего капитана. Даже Бирге Кизиловая нога, служивший на
китобойных судах, сокрушенно вздыхал и шепотом поминал святую Бригитту,
покровительницу моряков. Пожалуй, сжечь Архангельск куда проще, нежели идти
на такой промысел...
- Для того чтобы посеять страх в царстве китов, - продолжал Уркварт, -
ярл Эрик Юленшерна, шаутбенахт флота его величества, приказал нам, его
слугам-капитанам, просить вас все-таки остаться на судах, дабы морские пути
стали проходимыми. Более я ничего не смогу вам сказать. Желающие пусть
получат свои деньги у казначея. Если же кто из вас раздумает и вернется
обратно на корабль, я буду рад.
Капитан учтиво поклонился. Матросы, переговариваясь, выстроились в
очередь возле казначея, рядом с которым, согласно уставу, стояли два
капрала с обнаженными палашами. Над гаванью спускались сумерки, в портовых
тавернах приветливо зажигались огни. Уркварт в своей каюте пил лимонный сок
с сахаром и ромом и говорил дель Роблесу:
- Все вернутся на "Злого медведя". За ночь они пропьют свои деньги до
последнего скиллинга и придут обратно - жрать луковую похлебку с
солониной...
Дель Роблес согласился:
- Да, они вернутся. Но зачем нам с вами эта глупая затея с китами?
Уркварт не ответил. Он только взглянул на испанца, и тот все понял.
Они научились понимать друг друга, эти два человека, за годы совместных
плаваний.

3. КОЛЫВАНЕЦ ЯКОВ

В этот вечер и всю ночь в Стокгольме только и говорили о царе китов и
о том, как славные моряки его величества покончат с проклятым чудовищем.
О китобойной экспедиции говорили и в семейных домах за вечерней
кружкой пива, и в трактирах, и на галерах, и в порту, и даже в церкви, где
несколько капелланов вечером произнесли проповеди о мужестве моряков,
расчищающих морские дороги от страшных чудищ...
Говорили по-разному: наиболее смышленые обходились без слов -
перемигнутся, и достаточно. Иные хвалили хитрость предусмотрительного
шаутбенахта Юленшерны. Третьи вздыхали:
- Уж эти киты. Недешево они обойдутся нашим морякам...
Были, впрочем, и такие, которые верили этой басне безоговорочно. Но
этих попадалось не много. Даже старухи-бабушки не пугали своих
расшалившихся внучат царем китов.
В погребке "Веселые приятели", что всегда был открыт для моряка,
имеющего деньги, собрались матросы и офицеры почти со всех кораблей эскадры
Юленшерны. Здесь моряки, со смехом поминая царя китов, стуча монетами по
столам, требовали еще бренди, пива, джина, водки, ели жареное сало, хлопали
трактирщика по жирному плечу, пили с ним за успех охоты, пели песни и,
наконец, под свист рогов и звон литавр стали танцевать английскую джигу.
Трактир ходил ходуном. Матросы и офицеры шумно пропивали свои деньги: не
следует возвращаться на корабль, имея хоть скиллинг в кошельке, - так
говорит старая флотская примета.
В углу, возле камина, где было чуть-чуть потише, подручный трактирщика
Якоб - еще молодой человек с умным и упрямым взглядом серых глаз -
жаловался лейтенанту Улофу Бремсу на свою невеселую жизнь.
- Каждый день одно и то же! - говорил он. - Убери, да подай, да вымой
кружки, да снеси капитану галеры семь бутылок рому, а на фрегат бочонок
джину, а на яхте у шхипера потребуй долг. Или вот здесь, - ну что хорошего,
судите сами, гере Бремс...
Лейтенант был пьян. Кроме того, он порядочно задолжал трактирщику, и
то обстоятельство, что Якоб долга не требует, было приятно ему. Да и вообще
парень чем-то нравился лейтенанту, - возможно, что своим упрямым взглядом.
- Недурно танцует этот здоровенный матрос! - сказал лейтенант.
Якоб обернулся.
- Его зовут Убил друга, - продолжал болтливый лейтенант. - Где-то в
чужой стране он не поделил золотые со своим другом и всадил ему нож в
горло. Его руки в крови по локоть.
Якоб не ответил. Улоф молча на него посмотрел.
- Ты швед? - спросил лейтенант.
- Я колыванец, гере лейтенант.
- Что значит - колыванец?
Подручный трактирщика не был расположен болтать о Колывани, но
лейтенант привязался:
- Отвечай, что значит колыванец?
- Из города Колывань - вот что это значит, гере лейтенант.
- Такого города нет.
- Когда я родился, он был.
- Был город Ревель. Отвечай, был?
- Город Ревель есть.
- Да, есть. Это хороший город.
- Хороший! - подтвердил Якоб.
- Если ты из Ревеля - значит, ты эст?
Якоб молчал, глядя на танцующих.
- Ты эст! - сказал лейтенант. - У тебя светлые волосы и серые глаза.
Все эсты светловолосые. Это ничего, что ты не швед. Эсты хоть и хуже
шведов, но прислуживать они могут. На больших кораблях есть должности
буфетчиков. Вот туда мы тебя и определим...
- Благодарю вас, гере лейтенант! - скромно произнес Якоб.
- Да, Ревель! - говорил Улоф Бремс. - Как же... я был там не так уж
давно, как раз тогда, когда пригнали русских военнопленных из-под Нарвы.
Его величество государь наш король приказал ничем не кормить московитов,
потому что они приучены питаться древесной корой и снегом. Их гнали пешком
от самой Нарвы, этих варваров, и было довольно холодно...
Подручный буфетчика не отрывал теперь своего упрямого взгляда от лица
лейтенанта...
- Было довольно холодно, - повторил он ровным голосом.
- Да, мороз. Они совсем обезумели во время перехода. Но бургомистр
Ревеля получил приказ от генерал-интенданта вооружить всех эстов и, если
московиты будут просить хлеба, - просто стрелять...
- Просто стрелять?
- Самое нехитрое дело! Пусть едят древесную кору...
- Кору! - словно эхо повторил Якоб. - И эсты в них стреляли?
- Нет, но мы стреляли, если видели этих варваров на нашем пути.
Благодарение господу, они недолго там пробыли. Их угнали на рудники и
роздали зажиточным крестьянам, как раздают рабочий скот... Я сам взял для
своего отца двух московитов... Я служу короне на флоте, я моряк, должен же
кто-то работать в имении...
И лейтенант ударил кулаком по столу.
- Моряки - это люди! - говорил он. - Но не всякие моряки - люди. Люди
- это шведские моряки. Все прочие моряки, вместе взятые, не стоят и
скиллинга. Шведский моряк - это моряк! Верно я говорю или неверно, -
отвечай мне, Якоб из погребка "Веселые приятели"!
- Я бы хотел, гере лейтенант, быть моряком! - ответил Якоб. - С вашего
разрешения, гере лейтенант, мне бы очень хотелось быть моряком. Если бы вы
шли в Архангельск, я попросился бы к вам. Все-таки это военное плавание,
гере лейтенант, в котором, несомненно, можно отличиться перед короной...
Лейтенант Бремс налил в свою кружку бренди, разбавил его пивом и выпил
залпом.
- Ты не дурак! - сказал он, стукнув кружкой по столу. - Моряк -
хорошая работа. У моряка порою в кармане что-нибудь да позванивает, не
правда ли?
Якоб кивнул:
- Конечно, гере! Но настоящий человек - это военный моряк!
- Ты умный парень! - сказал Улоф Бремс. - Может быть, в твоей жизни
произойдет перемена...
Колыванец Якоб смотрел выжидающе.
- Да! Или я не буду лейтенантом! Вот как! Плесни-ка мне в стакан еще
этой дряни!
Теперь он выпил бренди, не разбавляя его пивом.
- Якоб, ты долго будешь там сидеть? - крикнул трактирщик. - Меня
разрывают на части, а он уселся...
Якоб нехотя пошел за стойку. Два матроса с фрегата "Божий благовест"
танцевали новый танец - алеманд. Один матрос изображал даму, другой
кавалера. В погребке стоял густой хохот, "дама" очень смешно кривлялась и
показывала кавалеру свое благорасположение. А кавалеру, по всей видимости,
она была противна, эта "дама" с красным от пьянства носом и разодранным
ухом.
К лейтенанту Бремсу подсел другой лейтенант с яхты "Резвый купидон" -
Юхан Морат. Он был пьян до того, что не сразу узнал своего старого друга
лейтенанта Бремса. Сначала он принял его за эконома эскадры, потом за
своего родного брата.
- Тебе, как я думаю, пора на корабль! - сказал лейтенант Бремс.
- К черту! - ответил Морат.
- Ты зол? - спросил Бремс.
- Да, зол... Киты... какие киты? Такие киты разве бывают? Царь
китов...
Подручный трактирщика Якоб опять подсел к лейтенантам. Улоф Бремс
выпил еще бренди. Багровый от выпивки Морат ревел хриплым басом:
- Киты? Я не дурак, вот что! Я плаваю шестнадцать лет... Мы идем туда
же, куда шли. Но нам нужно, чтобы никто не знал... Здесь все свои, слушайте
меня, если хотите знать правду: зачем такому флоту идти на китобойный
промысел? Где это видано? Только тупицы или молокососы могут верить сказкам
о китовом царстве...
- Китовое царство есть! - сказал упрямый Якоб.
- А я говорю - нет! - крикнул Морат.
- Но вы все-таки идете на промысел? - спросил Якоб.
- Да, парень, мы идем на промысел! - крикнул краснорожий человек с
серьгой в ухе. - И пусть я не буду Билль Гартвуд, если я не вернусь оттуда
богатым, как сорок тысяч чертей с Вельзевулом впридачу...
За соседним столиком матросы сдвинули кружки:
- За русское золото в наших карманах!
- Вечная слава богатому!
- Да здравствуют архангельские киты!
- Мы не побрезгуем червонцами царя московитов...
- Вот слышите, что говорят люди! - крикнул Морат. - А они-то немало
поплавали на своем веку.
И лейтенант Морат пошел пить со своими матросами.
- Все-таки в Архангельск? - задумчиво спросил Якоб. - Вы, он говорит,
идете в Архангельск...
Лейтенант Улоф Бремс плохо видел своего собеседника. Иногда Якоб
раздваивался в его глазах, потом вдруг превращался в самого шаутбенахта
ярла Юленшерну, потом делался очень большим, походил на кита...
- Гере лейтенант! - попросил Якоб. - Возьмите меня на свой корабль.
Лейтенант широко улыбнулся, показывая желтые зубы:
- Нет ничего проще, парень. Имя Улофа Бремса кое-чего стоит на нашем
флоте, клянусь своей шпагой...
- Вы обещаете, гере лейтенант?
- Что?
- Взять меня на свой корабль?
- Ребята, - крикнул лейтенант. - Ребята! Этот парень хочет быть нашим.
Вот этот подручный трактирщика желает быть моряком! Что вы на это скажете?
Матросы повернулись к лейтенанту. Бремс велел Якобу подняться, чтобы
все видели, каков он из себя. Якоб поднялся и спокойным, упрямым взглядом
оглядел трактир.
- Я не пущу его! - крикнул трактирщик. - Зачем ему ваше море! Ему и
здесь недурно. Эдак, если все пожелают быть моряками, то кто станет
трудиться на суще...
Но трактирщику не дали говорить - Бенкт Убил друга запустил в него
оловянной тарелкой, а Бирге Кизиловая нога замяукал кошкой, которой
наступили на хвост...
- Ты должен хорошо угостить твоих будущих соплавателей! - произнес
лейтенант. - Не пожалей этим дьяволам вашего пойла, и они станут тебе
добрыми друзьями...
- Добрыми друзьями, - как эхо повторил Якоб и поднял над столом
большую бутыль рома, оплетенную тонкими лозовыми прутьями.
Матросы, роняя скамьи и табуретки, рванулись к бесплатному угощению.
Якоб не жалея наливал кружку за кружкой, и весь этот сброд пил за здоровье
будущего моряка.
- Пусть всегда десять футов воды под килем! - засыпая в своем углу,
бормотал лейтенант Улоф Бремс. - Надо пить только за десять футов...
Бубен забил джигу.
Новые гости вошли в трактир.
Якоб стоял, опершись плечом о плесневелую стену, и думал свою думу.
Это сосредоточенное и угрюмое лицо вдруг вывело трактирщика из себя.
- Ты опять ничего не делаешь! - крикнул он. - Проклятый моряк! Пока
что ты не получил своих денег и рискуешь не получить ни скиллинга, если не
отработаешь нынешнюю ночь. Подай этим дьяволам джин и пиво...
Бубен все бил и бил джигу.
Трактирные девки в чепцах с пестрыми лентами плясали, высоко вскидывая
ноги, чадили и трещали сальные свечи в ржавых железных подсвечниках, на
каменном полу валялись черепки и кружки, растекалась большая ромовая лужа.
Бенкт Убил друга таскался от стола к столу, вздымал кулак, поросший
волосами, требовал:
- Угощай меня, потому что так велел Мартин Лютер.
- Мартин Лютер?
- Кто не любит вина, женщин и песни, тот останется дураком на всю свою
жизнь, - так говорит Лютер. - А деньги у меня кончились. Как же мне
исполнить заповедь?