Гарри   Поттер ЧТЕНИЕ    Актёры и роли               Гарри не очень хорошо помнил, каким образом ему удалось пробраться назад в погреб «Рахатлукулла», пробежать по тоннелю и вернуться в замок. Всё, что он знал, это то, что обратное путешествие не заняло и минуты, по крайней мере, так показалось; Гарри с трудом понимал, что делает, так терзали его воспоминания о только что услышанном в баре. Почему никто никогда ничего ему не рассказывал? Думбльдор, Огрид, мистер Уэсли, Корнелиус Фудж… почему никто никогда не говорил, что его родители погибли из-за того, что их предал лучший друг? За ужином Перси сидел совсем рядом, и Рон с Гермионой не осмеливаясь ничего обсуждать, а только испуганно следили за Гарри. После ужина ребята поднялись в переполненную общую гостиную, где Фред с Джорджем в припадке восторга по поводу окончания семестра взорвали несколько навозных бомб. Гарри, не желавший отвечать на вопросы близнецов, удалось ему попасть в Хогсмёд или нет, тихонько прокрался в пустую спальню и направился прямиком к прикроватной тумбочке. Он оттолкнул в сторону стопку книжек и быстро нашёл, что искал — обтянутый кожей фотоальбом со снимками родителей, который Огрид подарил ему два года назад. Гарри сел на кровать, задёрнул балдахин и начал переворачивать страницы, пока, наконец… Он остановился на одной из фотографий со свадьбы родителей. Вот машет рукой сияющий отец — на голове во все стороны торчат чёрные волосы, унаследованные и Гарри. Вот мама, вся светится от счастья, держит отца за руку… А вот… это, должно быть, он. Шафер… Раньше Гарри не обращал на него особенного внимания. Если бы он не знал, что это Блэк, то ни за что бы не догадался. Лицо на фотографии не было ни восковым, ни измождённым, нет, на Гарри смотрел красивый, жизнерадостный молодой человек. Интересно, в то время, когда была сделана эта фотография он уже работал на Вольдеморта? Уже планировал, как убить тех двоих, что стоят рядом? Понимал ли, что ему предстоит провести двенадцать лет в Азкабане, двенадцать лет, которые изменят его до неузнаваемости? Но ведь дементоры на него не действуют, напомнил себе Гарри, глядя на красивое, смеющееся лицо. При их приближении ему не приходится слышать крик моей мамы… Гарри с силой захлопнул альбом, потянулся к тумбочке, спрятал альбом, снял робу и очки и забрался в постель, удостоверившись, что занавеси надёжно скрывают его от посторонних глаз. Дверь в спальню открылась.

— Гарри, — неуверенно позвал голос Рона. Гарри не пошевелился, притворился спящим. Услышав, что Рон ушёл, он перекатился на спину и невидяще уставился вверх.

Ненависть, такая, какой он никогда раньше не знал, распространялась по телу, как яд. Он с такой ясностью видел перед собой смеющееся лицо Блэка, как будто кто-то прилепил фотографию из альбома к его глазам. Словно в кино, он видел, как Сириус Блэк взрывает Питера Петтигрю (напоминавшего Невилля Лонгботтома). Он слышал (хотя и не имел представления, как может звучать голос Блэка) тихое, восторженное бормотание: «Это произошло, милорд… Поттеры выбрали меня Хранителем Секрета…» После этих слов звучал другой голос, он пронзительно хохотал… Этот хохот Гарри слышал всякий раз, когда к нему приближались дементоры…

— Гарри — ты выглядишь ужасно. Гарри не спал до самого рассвета. Когда он проснулся, спальне уже опустела. Он оделся и по винтовой лестнице спустился в гостиную, где не было никого, кроме Рона. Он заглатывал мятных жаб и гладил себя по животу. Гермиона заняла целых три столика домашней работой.

— А где все? — спросил Гарри.

— Уехали! Сегодня первый день каникул, забыл? — откликнулся Рон, пристально всматриваясь в лицо Гарри. — Скоро обед; я уже собирался пойти разбудить тебя. Гарри плюхнулся в кресло у огня. За окнами по-прежнему валил снег. Косолапсус растянулся перед камином, похожий на большой рыжий половик.

— Выглядишь ты и правда не очень хорошо, — Гермиона всмотрелась ему в глаза.

— Всё нормально, — отмахнулся Гарри.

— Гарри, послушай, — сказала Гермиона, обменявшись взглядом с Роном, — после того, что мы вчера услышали, всё не может быть нормально. Только ты всё равно не должен совершать никаких глупых поступков.

— Каких, например? — осведомился Гарри.

— Например, искать Блэка, — резко вмешался Рон. Было ясно, что они отрепетировали эту речь заранее, пока он спал. Гарри ничего не ответил.

— Ты же не будешь, Гарри, ну, скажи, что не будешь! — воззвала Гермиона.

— Блэк не стоит того, чтобы из-за него умирать, — сказал Рон. Гарри посмотрел на друзей. Они же ничего не понимают!

— А вы знаете, что я слышу всякий раз, как ко мне приближаются дементоры? — Рон с Гермионой испуганно потрясли головами. — Я слышу, как кричит моя мама, молит Вольдеморта о пощаде. Если бы вы слышали крик человека, которого сейчас убьют, вы бы тоже не смогли так сразу забыть об этом. А если бы вам стало известно, что кто-то, кто притворялся её другом, предал её, подослал к ней Вольдеморта…

— Но ты же ничего не можешь сделать! — вскричала порясённая Гермиона. — Дементоры схватят Блэка и отправят его назад в Азкабан и… так ему и надо!

— Ты же слышала, что сказал Фудж. Дементоры не действуют на Блэка так, как на нормальных людей. Для него это не такое наказание, как для остальных.

— И что ты хочешь сказать? — очень напряжённо спросил Рон. — Ты собираешься… убить Блэка или что?

— Но это же глупо! — в панике закричала Гермиона. — Гарри не будет никого убивать, ведь правда, Гарри? И снова Гарри не ответил. Он не знал, что собирается делать. Знал только, что, пока Блэк на свободе, ему претит мысль о собственном бездействии.

— Малфой всё знает, — отрывисто произнёс он. — Помните, что он сказал тогда на снадобьях? «Если бы речь шла обо мне, я бы жаждал мести. Я бы выследил его сам…»

— Значит, ты будешь действовать по подсказке Малфоя? — разозлился Рон. — А ты знаешь, что получила мать Петтигрю, после того, как его прикончил Сириус Блэк? Мне папа рассказывал — орден Мерлина первой степени и палец в коробочке. Это самое большее, что осталось от Петтигрю. Из того, что нашли. Блэк сумасшедший, Гарри, он опасен…

— Малфою рассказал его отец, — продолжал Гарри, не слушая Рона. — Он же принадлежал к близкому окружению Вольдеморта…

— Говори «Сам-Знаешь-Кто», будь любезен! — сердито оборвал Рон.

— … это так очевидно… в семье Малфоев известно, что Блэк работал на Вольдеморта…

— И в семье Малфоев будут счастливы, если тебя, как и Петтигрю, разорвёт на тысячу кусочков! Приди в себя, Гарри! Малфой мечтает, чтобы ты исчез, провалился куда угодно, лишь бы не встречаться с тобой на квидишном поле.

— Гарри, прошу тебя, — глаза Гермионы наполнились слезами, — пожалуйста, послушайся голоса разума. Блэк совершил ужасную, ужасную вещь, но н-не подвергай себя опасности, ведь именно этого Блэку и нужно… О, Гарри, ты сыграешь ему на руку, если начнёшь искать его сам. Согласись, твои мама и папа не хотели бы этого! Они не хотели бы, чтобы ты разыскивал Блэка!

— Я никогда не узнаю, чего бы они хотели, потому что благодаря Блэку ни разу не разговаривал с ними, — сухо ответил Гарри. Воцарилось молчание. Косолапсус потянулся всем своим роскошным телом, выпустив когти. Карман Рона содрогнулся.

— Послушайте, — воскликнул Рон, судорожно разыскивая повод сменить тему, — у нас же каникулы! Скоро Рождество! Давайте… давайте пойдём к Огриду. Мы у него сто лет не были!

— Нельзя! — торопливо вмешалась Гермиона. — Гарри нельзя покидать замок.

— Ага, давай сходим, — сказал Гарри, выпрямляясь в кресле, — я спрошу у него, почему он никогда не упоминал Блэка, когда рассказывал о моих родителях! Дальнейшие обсуждения Сириуса Блэка попросту не входили в планы Рона.

— Можно ещё поиграть в шахматы, — поспешно добавил он, — или в побрякуши. Перси оставил набор…

— Нет, пойдём к Огриду, — решительно потребовал Гарри.

Ребята сходили в спальни за мантиями, пролезли в отверстие за портретом («Стоять! Готовьтесь к бою, безродные желтопузые трусы!»), прошли по пустому замку и через дубовые двери вышли на улицу. Они медленно побрели по склону, оставляя в сверкающем пуховом снегу глубокие траншеи. Носки и подолы промокли и сильно холодили тело. Запретный лес выглядел волшебно, деревья были одеты в наряды из серебра, а хижина Огрида напоминала торт, украшенный сахарной пудрой. Рон постучал, но ответа не было.

— Не мог же он уйти? — Гермиона дрожала от холода как осиновый лист. Рон прижал ухо к двери.

— Там какой-то странный звук, — сообщил он. — Вот послушайте — может, это Клык? Гарри с Гермионой тоже приложили уши к двери. Из хижины доносились низкие, спазматические завывания.

— Наверное, надо сходить привести кого-нибудь? — занервничал Рон.

— Огрид! — крикнул Гарри, забарабанив в дверь. — Огрид, ты там? Грузно зашаркали шаги; дверь со скрипом приотворилась. На пороге появился Огрид с красными, опухшими глазами. Слёзы струились по лицу и падали на кожаную жилетку.

— Вы слыхали? — заголосил он и бросился Гарри на шею. Это было не смешно — размерами Огрид по меньшей мере в два раза превосходил обычного человека.

Чуть не рухнувшего Гарри спасли Рон с Гермионой. Они подхватили Огрида под руки и с усилием отволокли в хижину. Огрид позволил усадить себя в кресло, уронил руки и голову на стол и безудержно зарыдал. Мокрое лицо блестело, слёзы скатывались по косматой бороде.

— Огрид, что случилось? — в ужасе спросила Гермиона. Гарри заметил на столе какое-то официальное уведомление.

— Что это такое, Огрид?

Рыдания стали громче. Огрид пихнул Гарри письмо. Тот взял его в руки и прочитал вслух: Уважаемый мистер Огрид! В отношении предпринимаемого нами расследования дела о нападении гиппогрифа на учащегося Вашего класса, уведомляем Вас, что мы принимаем заверения профессора Думбльдора в том, что Вы не несёте ответственности за этот неприятный инцидент.

— Ну так что, здорово, Огрид! — воскликнул Рон, хлопнув его по плечу.

Но Огрид не прекратил рыдать, а только замахал громадной лапищей, показывая, чтобы Гарри читал дальше. Однако, мы должны довести до Вашего сведения, что вышеупомянутый гиппогриф вызывает наше огромное беспокойство. Мы приняли решение рассмотреть официальную жалобу, поданную мистером Люциусом Малфоем. Таким образом, Ваше дело будет передано на рассмотрение комитета по уничтожению опасных созданий. Слушание назначено на 20-е апреля, и мы просим Вас в этот день доставить означенного гиппигрифа в Лондон на заседание. В настоящее время гиппогрифа следует содержать в изолированном помещении в стреноженном состоянии. Искренне Ваш… Далее следовали подписи членов правления школы.

— Ой, — сказал Рон. — Огрид, ты ведь говорил, что Конькур — хороший гиппогриф. Я уверен, что ты сумеешь защитить его…

— Ты понятия не имеешь, какие там сидят горгульи, в этом комитете по уничтожению опасных созданий! — Огрид захлебнулся рыданиями, одновременно утираясь рукавом.

— У них зуб на всех интересных зверьков! Неожиданный звук из угла хижины заставил ребят резко обернуться. Гиппогриф Конькур лежал в углу, поклёвывая нечто, обильно источавшее кровь.

— Не мог же я привязать его там, в снегу! — давился слезами Огрид. — Одного! В Рождество. Гарри, Рон и Гермиона переглянулись. Они никогда не встречались лицом к лицу с теми, кого Огрид называл «интересными зверьками» (а прочие называли жуткими монстрами). С другой стороны, именно Конькур не вызывал особенных опасений, наоборот, учитывая обычные привязанности Огрида, был вполне милым.

— Тебе надо как следует построить защиту, Огрид, — Гермиона села рядом и положила ладонь на массивное предплечье. — Я уверена, ты сможешь доказать, что Конькур безопасен.

— Без разницы! — всхлипывал Огрид. — Эти дьяволы в комитете, они все у Люциуса в кармане! Боятся его! А если мы проиграем, Конькура… Огрид чикнул пальцем по горлу, издал протяжный вопль и снова уронил голову на руки.

— А что Думбльдор? — спросил Гарри.

— Он и так уж для меня сделал больше некуда, — простонал Огрид. — Ему и без того тяжко приходится, чтоб дементоров не пускать в замок, да ещё и Сириус рядом рыщет…

Рон с Гермионой кинули быстрый взгляд на Гарри — вдруг он начнёт клеймить Огрида позором за то, что тот не рассказал о Блэке всей правды. Однако, Огрид пребывал в таком отчаянии, что было не до выяснения отношений.

— Знаешь, Огрид, — сказал Гарри, — ты, главное, не теряй надежды. Гермиона права, тебе нужно правильно построить защиту. Можешь пригласить нас всех в свидетели…

— По-моему, я читала об одном случае преследования гиппогрифа, — задумчиво произнесла Гермиона, — кстати, его оправдали. Огрид, я поищу в книжке и тогда скажу тебе, как обстояло дело. Огрид завыл ещё громче. Гарри и Гермиона посмотрели на Рона, молча взывая о помощи.

— Может быть… приготовить чаю? — предложил Рон. Гарри с укором уставился на него.

— Мама всегда так делает, когда кто-нибудь плачет, — пробормотал, пожав плечами, Рон. Наконец, получив множество уверений, что ему помогут, глядя на поставленную перед ним дымящуюся кружку, Огрид высморкался в платок размером со скатерть и сказал:

— Вы правы. Сейчас нельзя разваливаться. Надо собраться… Немецкий дог Клык робко вылез из-под стола и положил голову на колени хозяина.

— Последние дни я сам не свой, — признался Огрид, поглаживая Клыка одной рукой и вытирая лицо другой. — За Конькура душа изболелась, да и мои уроки никто не любит…

— Мы любим! — тут же соврала Гермиона.

— Да, у тебя здорово! — выпалил Рон, скрестив под столом пальцы. — Да, а… как поживают скучечерви?

— Сдохли, — мрачно ответил Огрид. — Пережрали латука.

— О, нет! — воскликнул Рон, с трудом удерживая на месте поползшие вверх уголки губ.

— И от дементоров мне не по себе, — вдруг содрогнулся Огрид. — Каждый раз, как иду в «Три метлы» пропустить стаканчик, приходиться проходить мимо них. Прям как будто попал назад в Азкабан…

Он умолк и принялся заглатывать чай. Гарри, Рон и Гермиона, не издавая ни звука, наблюдали за ним. Раньше Огрид никогда не упоминал о своём коротком пребывании в тюрьме. После некоторой паузы Гермиона робко задала вопрос:

— Там было очень страшно, Огрид?

— Не представляете, — тихо ответил Огрид. — Ни в жисть со мной такого не было. Думал, всё, крыша поехала. Всё поминал самое плохое… как из «Хогварца» исключили… как папаша мой помер… как Норберта отправлял… Его глаза снова увлажнились. Норберта, детёныша дракона, Огрид выиграл в карты.

— Проходит время, а ты уж и не знаешь, кто ты такой есть. И не знаешь, зачем живёшь. Я, помню, всё надеялся, помереть бы во сне… Когда меня выпустили, я как заново народился, как будто в меня хлынул обратно весь мир… такое чувство… А дементоры, меж тем, не очень-то хотели меня отпускать.

— Ты же был невиновен! — воскликнула Гермиона. Огрид фыркнул.

— А им-то что? Им по барабану. Им подавай штук двести человечьих душ, чтобы было откуда высасывать радость да счастье, а кто там виноват, кто не виноват — не ихнего ума дело. Огрид затих на мгновение, застывшими глазами глядя в кружку. Затем тихо произнёс:

— Хотел я было выпустить Конькура… шугал его, шугал, кыш, мол, отсюда… да как ты объяснишь гиппогрифу, что ему надо скрыться? А ещё… боюсь я теперь… нарушать закон-то, — он поднял на ребят несчастные глаза, слёзы вновь струились по лицу, — не хочу больше в Азкабан.

Поход к Огриду, хоть его и нельзя было назвать развлечением, тем не менее оказал положительное воздействие, на которое так рассчитывали Рон с Гермионой. Гарри, хоть и не забывал о Блэке, уже не мог постоянно вынашивать планы мести — надо было думать, как помочь Огриду выиграть дело в комитете по уничтожению опасных созданий. На следующий же день они отправились в библиотеку и возвратились в пустынную общую гостиную, нагруженные разнообразной литературой, которая должна была помочь подготовить аргументы защиты в пользу Конькура. Все трое уселись перед полыхающим в камине огнём и принялись медленно листать страницы пыльных томов. Они выискивали все упоминания о знаменитых делах о хищных животных и время от времени, когда попадалось нечто подходящее, обменивались репликами.

— Вот кое-что… дело 1722 года… только тут гиппогриф был приговорён… бррр, посмотрите только, что с ним сделали, это отвратительно…

— Наверное, вот это может помочь, смотрите — в 1296 году мантикора растерзала кого-то, но её отпустили — ой! — нет, это произошло только потому, что никто не решился к ней приблизиться…

Тем временем, замок украшали к Рождеству, невзирая на то, что оценить великолепное убранство было практически некому — мало кто из учащихся остался в школе на каникулы. По коридорам и переходам были развешаны толстые гирлянды из омелы и остролиста, внутри рыцарских доспехов мерцали загадочные огоньки, в Большом зале установили двенадцать мерцающих золотыми звёздами рождественских ёлок. По всему замку разносился заманчивый запах вкуснейших блюд, достигший к сочельнику такой силы, что даже Струпик высунул нос из своего убежища в нагрудном кармане Рона и с надеждой понюхал воздух. Утром в Рождество Гарри проснулся от того, что Рон швырнул в него подушкой.

— Эй! Подарки! Гарри потянулся за очками, надел их и, щурясь со сна в полутьме спальни, разглядел в ногах кровати небольшую горку упакованных свёртков. Рон уже сорвал обёртку со своих подарков.

— Очередной свитер от мамы… опять бордовый… посмотри, а у тебя есть свитер? Свитер был. Миссис Уэсли прислала Гарри малиновый свитер с вывязанным на груди гриффиндорским львом, кроме того, в посылке было двенадцать домашних пирожков с мясом, рождественский пирог и коробка хрустящих орешков. Отодвинув всё это в сторону, Гарри заметил под свёртками длинную изящную коробку.

— Что там? — повернул голову Рон, державший в руках пару только что распакованных бордовых носков.

— Не знаю… Гарри сорвал упаковку и задохнулся — на покрывало выкатилась великолепная, сверкающая метла. Рон уронил носки и соскочил со своей кровати, чтобы получше рассмотреть её.

— Не может быть, — сказал он хрипло.

Это был «Всполох», близнец той самой метлы, о которой Гарри мечтал и которой любовался каждый день, пока жил на Диагон-аллее. Он взял метлу в руки, и рукоять заиграла огоньками. Гарри почувствовал, что метла легонько вибрирует в ладонях, и разжал пальцы. «Всполох» завис в воздухе безо всякой поддержки, как раз на нужной высоте, чтобы мальчику было сподручно сесть. Глаза Гарри пробежали по рукояти, от золотого регистрационного номера в верхней части до идеально гладких, ровных, берёзовых хвостовых хворостин.

— Кто тебе это прислал? — глухим от волнения голосом спросил Рон.

— Посмотри, там есть открытка или записка? Рон разорвал упаковку «Всполоха» пополам.

— Ничего нет! Разрази меня гром, кто потратил на тебя столько денег?

— Ну, — протянул ошарашенный Гарри, — одно могу сказать — не Дурслеи.

— Бьюсь об заклад, это Думбльдор, — сказал Рон, ходя кругами вокруг «Всполоха», вбирая глазами каждый восхитительный дюйм метлы, — Плащ-невидимку он тоже послал анонимно…

— Плащ был моего папы, — возразил Гарри, — Думбльдор всего-навсего передал его мне. Он не тратил на него сотни галлеонов. Не может же он за просто так раздавать ученикам подобные подарки…

— Поэтому он и не признался, что это от него! — воскликнул Рон. — Чтобы придурки типа Малфоя не говорили, что у него есть любимчики. Эй, Гарри! — Рон громко расхохотался. — Малфой! Представляешь, что будет, когда он это увидит! Он сдохнет от зависти! Ведь это же метла международного уровня!

— Не могу поверить, — бормотал Гарри, водя рукой по «Всполоху», пока Рон катался по Гарриной кровати, ухахатываясь над Малфоем. — Кто?…

— Я понял! — заорал Рон, успокоившись. — Я знаю, кто — Люпин!

— Чего? — тут уж Гарри сам расхохотался. — Люпин? Ты что! Если бы у Люпина было столько денег, уж он, наверное, не ходил бы таким оборванцем.

— Да, но ты же ему нравишься, — настаивал на своём Рон. — Его же не было, когда случилось несчастье с твоим «Нимбусом», он услышал об этом и решил съездить на Диагон-аллею и купить тебе…

— Ты хочешь сказать, он тогда был в отъезде? — удивился Гарри. — Он ведь в то время болел!

— По крайней мере, в больнице его не было, — сказал Рон. — А я был, я же мыл там горшки, помнишь, Злей наложил взыскание? Гарри нахмурился.

— И всё-таки Люпин не мог себе такого позволить.

— Над чем это вы смеётесь?

Вошла Гермиона в халате. На руках она держала Косолапсуса, с мишурой вокруг шеи, придававшей коту в высшей степени недружелюбный вид.

— Не вноси его сюда! — Рон поспешно выхватил Струпика из глубин своей постели и засунул в нагрудный карман пижамы. Но Гермиона не обратила на эти слова внимания. Она опустила Косолапсуса на застеленную кровать Симуса и с открытым ртом уставилась на «Всполох».

— О! Гарри! А это кто тебе прислал?

— Понятия не имею, — ответил Гарри. — Ни открытки, ничего.

К его глубокому изумлению, Гермиона не удивилась и не обрадовалась. Напротив, её лицо помрачнело, и она закусила губу.

— Ты чего? — спросил Рон.

— Не знаю, — медленно проговорила Гермиона, — только всё это как-то странно. Это ведь довольно хорошая метла? Рон обречённо вздохнул.

— Это самая лучшая на свете метла, Гермиона, — раздражённо бросил он.

— Она, видимо, очень дорогая…

— Стоит побольше, чем все слизеринские мётлы, вместе взятые, — со счастливым видом сообщил Рон.

— Вот именно… Кто мог прислать Гарри такую дорогую вещь и даже не признаться, что это сделал именно он? — продолжала задавать вопросы Гермиона.

— Какая разница? — нетерпеливо оборвал её Рон. — Слушай, Гарри, а можно, я прокачусь? Можно?

— Мне кажется, этой метлой пока не следует пользоваться! — пронзительно выкрикнула Гермиона. Гарри с Роном посмотрели на неё.

— А что, по-твоему, ею следует делать? Пол подметать? — возмутился Рон. Раньше, чем девочка успела ответить, Косолапсус бросился с постели Симуса прямо на грудь Рону.

— УБЕРИ — ЕГО — ОТСЮДА! — заорал Рон. Когти Косолапсуса разорвали пижаму, а ошалевший от страха Струпик попытался удрать по плечу хозяина. Рон поймал его за хвост и одновременно брыкнул ногой в воздухе.

Он целил в кота, но попал по сундуку, стоявшему в ногах Гарриной кровати. Сундук перевернулся, а Рон запрыгал, подвывая от боли. Вдруг шерсть Косолапсуса встала дыбом: комнату наполнил пронзительный, металлический свист. Карманный горескоп выпал из носка дяди Вернона и, сверкая, крутился на полу.

— Я и забыл про него! — сказал Гарри, наклоняясь и подбирая горескоп. — Я стараюсь по возможности не носить эти носки… Горескоп вращался и свистел у него на ладони. Косолапсус шипел и плевался.

— Лучше забери отсюда своего кота, Гермиона, — свирепо проговорил Рон.

Он сидел на Гарриной кровати и тёр ушибленный палец. — И заткни эту штуку! — добавил он, обращаясь к Гарри, когда Гермиона уже выходила из комнаты. Жёлтые злые глаза Косолапсуса были по-прежнему прикованы к Рону. Гарри запихнул горескоп обратно в носки и швырнул в сундук. Теперь были слышны лишь сдавленные стоны Рона. У него в ладонях комочком свернулся Струпик. Гарри давно не видел крысу, последнее время она не покидала карман хозяина. Приходилось признать, что бедное животное ещё больше отощало; шерсть вылезала клочьями.

— Плоховато он выглядит, да? — сказал Гарри.

— Это стресс! — воскликнул Рон. — Он бы уже выздоровел, если бы этот тупой рыжий меховой бочонок оставил его в покое!

Но Гарри не забыл слов продавщицы из «Заманчивого зверинца» о том, что крысы живут всего три года, и у него сложилось впечатление, что, если только Струпик не скрывает каких-нибудь волшебных свойств, конец его крысиной жизни близок. И, хотя Рон частенько жаловался, что Струпик скучное и бесполезное животное, Гарри не сомневался — Рон будет очень несчастен, если Струпик умрёт. В то утро в общей гостиной «Гриффиндора» дух Рождества практически не ощущался. Гермиона заперла Косолапсуса у себя в спальне, но злилась на Рона за то, что он хотел пнуть её кота; Рон, в свою очередь, исходил яростью из-за очередной попытки Косолапсуса съесть Струпика. В конце концов Гарри оставил надежду помирить их. Он сосредоточил всё внимание на «Всполохе», который принёс с собой из спальни. По каким-то причинам это сильно раздражало Гермиону; она, правда, ничего не говорила, но бросала на метлу мрачные взоры, как будто та тоже осмеливалась критиковать её кота. Они спустились в Большой зал к обеду и обнаружили, что столы колледжей отодвинуты к стенам, а в центре установлен один-единственный стол, накрытый на двенадцать персон. За ним уже сидели профессора Думбльдор, Макгонаголл, Злей, Спаржелла и Флитвик, а также смотритель Филч, который снял свою извечную коричневую куртку и облачился в древний замшелый фрак. Учеников за столом было всего трое: два перепуганных первоклассника и угрюмолицый слизеринец из пятого класса.

— С Рождеством! — сказал Думбльдор Гарри, Рону и Гермионе, когда они подошли к столу. — Нас слишком мало, глупо было накрывать столы как обычно… Садитесь, садитесь! Ребята расселись в ряд по одну сторону стола.

— Крекеры! — Думбльдор с энтузиазмом предложил Злею один конец большой серебряной хлопушки.

Тот неохотно принял его и потянул. Раздался грохот, подобный пушечному выстрелу, крекер распался на части, и из него вылетела большая остроконечная шляпа, украшенная чучелом ястреба. Гарри, сразу вспомнивший вризрака, встретился взглядом с Роном, и они оба ухмыльнулись; Злей поджал губы, подтолкнул шляпу к Думбльдору, и тот с охотой заменил ею свой собственный колдовской головной убор.

— Налетайте! — пригласил он собравшихся, лучась и сияя.

Пока Гарри угощался жареной картошкой, двери в Большой зал отворились. Вошла профессор Трелани и, словно на колёсах, заскользила к столу. По торжественному случаю она надела зелёное платье с блёстками и стала как никогда похожа на сверкающую гигантскую стрекозу.

— Сибилла, какой приятный сюрприз! — воскликнул Думбльдор, вставая.

— Мне, к моему величайшему удивлению, директор, довелось узреть в хрустальном шаре, — поведала профессор Трелани самым загадочным, самым загробным голосом, — что я оставила свою одинокую трапезу и присоединилась к вам. Кто я такая, чтобы сопротивляться велению судьбы? Я немедленно покинула свою обитель и покорнейше прошу простить меня за опоздание…

— Конечно, конечно, — ответил Думбльдор, мигая глазами. — Позвольте предложить вам стул… И он «предложил» стул, нарисовав его в воздухе волшебной палочкой.

Стул несколько секунд качался над полом, а потом с грохотом приземлился между Злеем и Макгонаголл. Профессор Трелани, однако, не спешила сесть; огромные глаза пробежали по собранию — и вдруг прорицательница издала тихий вопль.

— Я не смею, директор! Если я присоединюсь к вам, за столом окажется тринадцать человек! Какое несчастливое знамение! Не забывайте — когда тринадцать человек едят за одним столом, то первый, кто встанет с места, первым и умрёт!

— Ничего, мы рискнём, Сибилла, — нетерпеливо оборвала её профессор Макгонаголл.

— Садитесь, не то индейка окончательно остынет! Профессор Трелани поколебалась, а затем опустилась на предложенный стул, зажмурив глаза и крепко сжав губы, словно ожидая немедленного поражения громом. Профессор Макгонаголл опустила большую ложку в ближайшее блюдо.

— Рубцов, Сибилла?

Профессор Трелани оставила предложение без внимания. Вновь открыв глаза, она ещё раз оглядела присутствующих и спросила:

— А где же наш дорогой профессор Люпин?

— Боюсь, бедняга снова заболел, — ответил Думбльдор, жестом приглашая накладывать кушанья. — Так неудачно, в самое Рождество.

— Я уверена, вы уже знали об этом, Сибилла? — подняла брови профессор Макгонаголл. Профессор Трелани ответила очень холодным взором.

— Разумеется, знала, — спокойно ответила она. — Однако, не следует афишировать тот факт, что тебе известно всё обо всём. Я часто веду себя так, словно у меня нет Внутреннего Глаза, чтобы не нервировать окружающих.

— Это многое объясняет, — ядовито процедила профессор Макгонаголл. Голос профессора Трелани внезапно потерял почти всю свою загробность.

— Если хотите знать, Минерва, мне открылось, что бедный профессор Люпин не пробудет с нами долго. Он, видимо, и сам знает, что его дни сочтены. Он буквально отшатнулся, когда я предложила погадать ему на хрустальном шаре…

— Я его понимаю, — сухо заметила профессор Макгонаголл.

— А я сомневаюсь, — вмешался профессор Думбльдор весёлым, хотя и несколько повышенным, голосом, положив тем самым конец беседе двух дам, — что профессору Люпину что-нибудь всерьёз угрожает. Злодеус, вы уже приготовили для него новую порцию зелья?

— Да, директор, — ответил Злей.

— Прекрасно, — сказал Думбльдор, — тогда он очень скоро встанет на ноги…

Дерек, а ты пробовал эти колбаски? Объедение! Первоклассник, услышав, что к нему обратился сам директор, густо покраснел и протянул трясущиеся руки к блюду с колбасками. На протяжении двух часов, до самого конца обеда, профессор Трелани вела себя почти нормально. Но, когда Гарри с Роном, наевшиеся до отвала и ещё не снявшие бумажных шляп, поднялись из-за стола, она громко закричала:

— Мои дорогие! Кто из вас встал первым? Кто?

— Не знаю, — Рон неуверенно посмотрел на Гарри.

— Вряд ли это имеет хоть какое-то значение, — ледяным тоном произнесла профессор Макгонаголл, — если, конечно, за дверью не притаился сумасшедший дровосек, одержимый идеей зарубить первого, кто выйдет в вестибюль. Засмеялись все, даже Рон. Профессор Трелани молча оскорбилась.

— Ты идёшь? — спросил Гарри у Гермионы.

— Нет, — пробормотала Гермиона, — мне нужно переговорить с профессором Макгонаголл.

— Не иначе, хочет выяснить, нельзя ли заняться ещё каким-нибудь предметом, — зевнул Рон.

Они вышли в вестибюль, в котором не обнаружилось ни одного сумасшедшего дровосека. Дойдя до портрета, они обнаружили, что Сэр Кэдоган собрал на рождественскую вечеринку пару монахов, нескольких бывших директоров школы и толстого пони. Рыцарь откинул забрало и приветственно поднял флягу с мёдом.

— Веселого — ик! — Рождества! Пароль?

— Жалкий пёс, — сказал Рон.

— И вам того же, сэр! — прогрохотал Сэр Кэдоган, отъезжая вверх.

Гарри сразу поднялся в спальню, взял «Всполох» и подаренный Гермионой на день рождения «Набор для техобслуживания мётел», отнёс всё это в гостиную и попытался устроить метле хоть какое-нибудь техобслуживание; однако, хворостины не нуждались в подравнивании, а рукоять сверкала так ярко, что полировать её было бессмысленно. Поэтому они с Роном просто сидели и наслаждались совершенной красотой метлы, пока не отворилось портретное отверстие. В гостиную вошла Гермиона, а следом за ней — профессор Макгонаголл. Хотя профессор Макгонаголл и была завучем «Гриффиндора», Гарри видел её в общей гостиной лишь однажды, к тому же по весьма печальному поводу. Они с Роном уставились на преподавательницу, вдвоём вцепившись в метлу. Гермиона обошла вокруг мальчиков, села и зарылась лицом в первую попавшуюся книжку.

— Стало быть, это она, — поджав губы, изрекла профессор Макгонаголл. С этими словами она подошла к камину и воззрилась на «Всполох». — Мисс Грэнжер проинформировала меня о том, что вам прислали метлу, Поттер. Гарри с Роном оглянулись на Гермиону. Они увидели, как краснеет её лоб, точнее, его часть, видневшаяся над книжкой — которую Гермиона держала вверх ногами.

— Позвольте? — попросила профессор Макгонаголл, но не стала дожидаться разрешения, а попросту вытащила метлу из рук у мальчиков. Она внимательно изучила её сверху донизу. — Хм-м. При ней не было письма, Поттер? Совсем? Открытки? Записки?

— Нет, — пустым голосом ответил Гарри.

— Понятно… — протянула профессор Макгонаголл. — Что ж, боюсь, метлу придётся забрать, Поттер.

— Ч-что? — Гарри рывком вскочил на ноги. — Почему?

— Её нужно проверить на заговорённость, — объяснила профессор Макгонаголл. — Я сама, конечно, не специалист, но мадам Самогони или профессор Флитвик разберут её на части…

— На части? — повторил Рон с таким выражением, словно профессор Макгонаголл выжила из ума.

— Это займёт всего несколько недель, — сказала профессор Макгонаголл. — Когда мы убедимся, что метла не заговорена, вы получите её назад.

— Ничего с ней такого нет! — выкрикнул Гарри слегка дрожащим голосом. — Правда, профессор…

— Вы не можете этого знать, Поттер, — почти ласково ответила профессор Макгонаголл, — по крайней мере, до тех пор, пока не полетаете на ней, а этого, я боюсь, мы допустить не можем. Прежде мы должны убедиться, что над ней никто не поработал. Я буду держать вас в курсе. Профессор Макгонаголл развернулась на каблуках и унесла «Всполох»; отверстие за портретом закрылось. Гарри стоял и смотрел вслед, сжимая в руке банку шикблеска. Рон повернулся к Гермионе.

— Ну, и зачем ты помчалась к Макгонаголл? Гермиона отбросила книжку. Лицо у неё было розовое, но она смело встретила гневный взгляд Рона.

— Затем, что я подумала — и профессор Макгонаголл со мной согласна — что метлу, скорее всего, прислал Сириус Блэк!                            1.    Гл 2.           Гл 3.          Гл 4.           Гл5.            Гл 6.            Гл 7.           Гл 8.             Гл 9.          Гл10.               Гл 11      Гл 12.           Гл13.       14.       15.          16.       17.             18.                     19.           20.             21.              22.                                                     Портрет-роль-время-портрет