Хроники Дюны. Ф. Херберт. Еретики Дюны. 103 - 19 Апреля 2023

Главная » 2023 » Апрель » 19 » Хроники Дюны. Ф. Херберт. Еретики Дюны. 103

20:44

Хроники Дюны. Ф. Херберт. Еретики Дюны. 103

===

Технология, как и многие другие роды деятельности,
тяготеет к избежанию риска для инвесторов. Сомнительное, если
возможно, исключается. Капитальные вложения следуют этому
правилу, поскольку люди обычно предпочитают предсказуемое.
Немногие распознают, сколь это может быть губительно, как
жестко ограничивает изменчивость и, таким образом, делает
население целых народов фатально уязвимым перед тем, насколько
обескураживающе наше мироздание может метнуть свои кости.
Оценка Икса. Архивы Бене Джессерит.

Наутро, после своего испытания в пустыне, Шиэна проснулась в жреческом комплексе и обнаружила, что ее кровать окружена людьми, облаченными в белое. "Жрецы и жрицы!"
- Она проснулась, - сказала жрица.
Шиэну охватил страх. Она натянула одеяло прямо до подбородка, не отводя взгляда от этих напряженных лиц. "Не собираются ли они опять бросить ее в пустыне?" Она спала сном крайней усталости в мягчайшей постели и на чистейшем белье, какое только бывало у нее за восемь лет ее жизни, но она знала
- все, что делают жрецы, может иметь двоякий смысл. Им не следует доверять!
- Ты хорошо спала? - спросила та же жрица, что произнесла и первые слова, седоволосая пожилая женщина, лицо окаймлено капюшоном белой рясы с пурпурной отделкой. Бледно-голубые водянистые глаза, старые, но живые. Нос - вздернутая кнопка над узким ртом и выступающим подбородком.
- Ты поговоришь с нами? - настаивала женщина. - Я - Каниа, твоя ночная служанка, помнишь? Я помогала тебе лечь в постель.
По крайней мере, тон голоса успокаивал. Шиэна присела и получше присмотрелась к окружающим. Они боялись! Нос ребенка
пустыни умел распознавать едва уловимые, но разоблачительные запахи. Для Шиэны это был простой и непосредственный сигнал. "Этот запах равняется страху".
- Вы думали, что вы мне повредите, - сказала она. - Почему вы это сделали?
Люди вокруг нее обменялись взглядами глубокого ужаса.
Страх Шиэны развеялся. Она ощутила новый порядок вещей, а вчерашнее испытание в пустыне означало и дальнейшие перемены. Она припомнила раболепие этой пожилой женщины... Каниа? Накануне вечером она почти пресмыкалась перед Шиэной. Шиэна поняла, что любой человек, переживший угрозу смерти, со временем достигает нового эмоционального равновесия - страхи становятся преходящими. Это новое состояние было любопытным.
Голос Кании затрепетал, когда она ответила:
- Воистину, дитя Бога, мы не намеревались тебе причинить вред.
Шиэна разгладила одеяло у себя на коленях.
- Меня зовут Шиэна, - это вежливость пустыни. Каниа уже назвала свое имя. - А кто остальные?
- Их уберут, если ты не желаешь их видеть... Шиэна, - Каниа указала на женщину с цветущим лицом слева от себя, одетую в рясу, подобную собственной. -- Всех, кроме Алхозы, конечно. Она будет помогать тебе днем.
Алхоза сделала реверанс при этих словах.
Шиэна всмотрелась в пухлое лицо с отечными тяжелыми чертами,
нимб пушистых светлых волос. Резко переведя взгляд, Шиэна
поглядела на мужчин в этой группе. Они наблюдали за ней с
тяжелящей веки напряженностью, у некоторых было выражение
трепетного подозрения. Запах страха был силен.
Жрецы!
-- Уберите их, -- Шиэна махнула рукой на жрецов. -- Они --
харам! -- Это было словечко низов, самое грубое для обозначения
наибольшего зла.
Жрицы потрясение отпрянули.
-- Удалитесь! -- приказала Каниа. Злобная радость без ошибки
отразилась на ее лице: Каниа не была включена в число носителей
зла. Но эти жрецы -- стояли явно заклейменные, как харам! Они,
должно быть, совершили нечто чудовищно отвратительное перед
Богом, что он послал ребенка-жрицу им всыпать. Каниа вполне в
это поверила. Жрецы редко обращались с ней так, как она этого
заслуживала.
Словно свора побитых собачонок, жрецы низко склонились и
попятились прочь из покоев Шиэны. Среди выставленных в переднюю
комнату были и историк-локутор по имени Дроминд, смуглый
человечек с вечно занятым умом, склонным намертво вцепляться в
какую-нибудь идею, как клюв хищной птицы впивается в кусочек
мяса. Когда дверь покоев за ними закрылась, Дроминд заявил
своим трясущимся сотоварищам, что имя Шиэна есть
модернизированная форма древнего имени Сиона.
-- Вы все знаете о месте Сионы в истории, -- говорил он. --
Она служила Шаи-Хулуду в Его переходе из человеческого обличия
в Разделенного Бога.
Стирос, морщинистый старый жрец с темными губами и бледными
поблескивавшими глазами, недоверчиво поглядел на Дроминда.
-- Крайне занятно, -- сказал Стирос. -- Устная История
гласит, что Сиона была инструментом в Его переходе из Одного во
Множество. Шиэна. По-твоему...
-- Давайте не будем забывать собственные слова Бога,
переведенные Хади Бенот, -- перебил другой жрец. -- ШаиХулуд
многократно ссылается на Сиону.
-- Не всегда благосклонно, -- напомнил им Стирос. --
Вспомните ее полное имя: Сиона ибн Фуад ал-Сейфа Атрядес.
-- Атридес, -- прошипел другой жрец.
-- Мы должны с осторожностью ее изучать, -- сказал Дроминд.
Юный гонец-послушник торопливо подошел к жрецам, вглядываясь
в них, пока не увидел Стироса.
-- Стирос, -- сказал гонец, -- немедленно освободите это
место.
-- Почему? -- раздался негодующий голос из толпы отвергнутых
жрецов.
-- Ее переводят в апартаменты Верховного Жреца, -- сказал
гонец.
-- По чьему приказанию? -- спросил Стирос.
-- Верховный Жрец Туек самолично об этом распорядился, --
сказал гонец. -- Они слушали, -- он неопределенно махнул рукой
в том направлении, откуда пришел.
Все в группе поняли. В помещении были приспособления, через
которые голоса передавались в другие места, и всегда их
кто-нибудь прослушивал.
-- Что они услышали? -- осведомился Стирос. Его старческий
голос задрожал.
-- Она спросила, самым ли лучшим является ее помещение. Ее
как раз переселяют, и она не должна видеть здесь никого из вас.
-- Но что нам теперь делать? -- спросил Стирос.
-- Изучать ее, -- сказал Дроминд.
Холл немедленно освободился.
Все жрецы занялись изучением Шиэны. Так была задана модель,
определившая характер их поведения на последующие годы.
Сложившаяся вокруг Шиэны обстановка привела к переменам,
ощутимым даже на самых дальних границах влияния религии
Разделенного Бога. Два слова стали запалом для перемен:
"Изучать ее".
"До чего ж она наивна, -- думали жрецы. -- До чего ж занятно
наивна. Но она умеет читать и проявляет пристальный интерес к
Святым книгам, которые нашла в апартаментах Туека. Теперь --
своих апартаментах".
Далее пошло-поехало выпихивание сверху вниз. Туек переехал в
помещение своего первого заместителя, и процесс пошел дальше
вниз.
С Шиэны сняли мерку. Для нее был изготовлен самый изящный
стилсьют. Она получила. Она получила новое верхнее облачение:
жреческих цветов -- белое с золотом и пурпурной каймой.
Люди стали избегать историка-локутора Дроминда. Он взял
привычку прилипать, как банный лист, бесконечно пережевывая
историю о той далекой Сионе, как будто это могло сказать что-то
важное о нынешней носительнице древнего имени.
-- Сиона была подругой святого Данкана Айдахо, -- напоминал
Дроминд всякому, кто готов был слушать. -- Их потомки повсюду.
-- Да ну? Извини, что не слушаю тебя дальше, но я в самом
деле спешу по неотложнейшему поручению.
Сначала Туек был с Дроминдом терпеливее других: история была
интересной, ее уроки очевидны.
-- Бог послал нам новую Сиону, -- сказал Туек. -- Все
следует уточнить.
Дроминд удалился и вернулся с новыми, нащипанными им,
крохами истории.
-- Сведения из Дар-эс-Балата приобретают теперь новое
значение, -- сказал Дроминд Верховному Жрецу. -- Не следует ли
нам провести дальнейшие испытания и сравнительные обследования
этого ребенка?
Дроминд заарканил с этим Верховного Жреца сразу после
завтрака. Остатки трапезы до сих пор оставались на служебном
столике, стоявшем на балконе. Через открытое окно им было
слышно движение наверху, в помещениях Шиэны.
Туек предостерегающе поднес к губам палец и тихо заговорил,
внушая собеседнику быть потише:
-- Святое дитя по своему собственному выбору навещает
пустыню, -- он подошел к карте и указал на область к юго-западу
от Кина. -- Очевидно, вот эта область представляет для нее
интерес или... Я бы сказал, призывает ее.
-- Мне говорили, она очень часто пользуется словарями, --
сказал Дроминд. -- Наверняка ведь это не может быть...
-- Она проверяет НАС, -- проговорил Туек. -- Не обманывайся.
-- Но, Владыка Туек, она задает самые детские вопросы Кании
и Алхозе.
-- Ты сомневаешься в моем суждении, Дроминд?
Дроминд с опозданием понял, что перешел допустимые границы.
Он умолк, но выражение его лица говорило, что внутри него
подавлено еще много слов.
-- Бог послал нам ее, чтобы выполоть зло, проникшее в ряды
помазанных, -- сказал Туек. -- Ступай! Молись и вопрошай себя:
не зло ли нашло приют внутри тебя.
Когда Дроминд ушел, Туек вызвал доверенного помощника.
-- Где святое дитя?
-- Она удалилась в пустыню ради общения со своим Отцом.
-- На юго-запад?
-- Да, Владыка.
-- Дроминда нужно отвезти далеко на восток и высадить там.
Поместите в том месте несколько тамперов, чтобы быть
уверенными, что он никогда не вернется.
-- Дроминда, Владыка?
-- Дроминда.
Но и после того, как Дроминд был "переведен" в пасть Бога,
жрецы продолжали следовать в том направлении, в котором он их
подтолкнул. Они изучали Шиэну.
Шиэна тоже изучала.
Постепенно, так постепенно, что она не могла бы определить
точку отсчета, она вызнала свою огромную власть над всеми ее
окружавшими. Сначала это была игра, вечный День Ребенка, когда
взрослые, сломя голову, кидались выполнить любую детскую
прихоть. Представлялось, что нет прихоти слишком трудной.
Желала ли она редкого фрукта для своего стола?
Фрукт подавался ей на золотом блюде.
Замечала ли она ребенка далеко внизу, на людных улицах, и
требовала, чтобы этот ребенок стал ее товарищем по играм?
Этого ребенка сразу же доставляли в Храм в апартаменты
Шиэны. Когда страх и потрясение проходили, ребенок даже мог
присоединиться к ее игре, которую жрецы и жрицы напряженно
наблюдали. Невинное скакание по саду на крыше, подхихикивающие
шепотки -- все это подвергалось внимательному анализу. Шиэна
тяготилась благоговением таких детей. Она редко звала того же
самого ребенка назад, предпочитая узнавать новое от новых
товарищей по играм.
Священники не пришли к согласию насчет безвредности подобных
встреч. Детей, игравших с Шиэной, подвергали устрашающим
допросам, пока Шиэна этого не обнаружила и не обрушилась с
яростью на своих опекунов.
Весть о Шиэне неизбежно расходилась по всему Ракису и за
пределы планеты. Скапливались отчеты и у Ордена Бене Джессерит.
Проходили годы все такого же автократичного распорядка, похожие
на неперестающую удивлять диковинку. Никто из ее
непосредственной прислуги не думал об этом как об образовании:
Шиэна учила жрецов Ракиса, а они учили ее. Бене Джессерит,
однако, подмечал этот аспект жизни Шиэны и тщательно за ним
наблюдал.
-- Она в хороших руках. Оставьте ее там, пока она для нас не
созреет, -- поступило распоряжение Таразы. -- Держите ударные
отряды в постоянной боевой готовности. Проследите, чтобы я
получала регулярные отчеты.
Шиэна ни разу не открыла ни своего истинного происхождения,
ни того, что сделал Шайтан с ней самой. Она думала о своем
молчании, как о плате за то, что ее пощадили.
Кое-что потеряло для Шиэны вкус. Все реже становились ее
вылазки в пустыню. Любопытство оставалось прежним, но
становилось очевидным, что объяснения поведению Шайтана по
отношению к ней нельзя найти на открытом песке. И хотя она
знала о существовании на Ракисе посольств других сил, шпионы
Бене Джессерит среди ее прислуги заботились, чтобы Шиэна не
проявляла слишком большого интереса к Ордену. Успокоительные
ответы, чтобы погасить такой интерес, отпускались и отмерялись
Шиэне по мере надобности.
Послание Таразы наблюдателям на Ракисе было прямым и четким:
"Поколения подготовки стали годами развития. Мы выступим только
в нужный момент. Не должно быть больше никаких сомнений, что
этот ребенок -- тот самый".

x x x

По моему суждению, реформаторы, творили и творят больше
несчастий, чем любая другая сила в истории человечества.
Покажите мне кого-нибудь, утверждающего: "Надо что-то сделать!"
-- и я покажу вам голову, полную порочных устремлений, которые
могут привести только к зловредным результатам. То, за что мы
должны всегда бороться -- выявить естественное влечение и
следовать ему.
Преподобная мать ТАРАЗА. Запись устной беседы, БД
ПАПКА GS XIX МАТ 9

Безбрежное небо уходило ввысь, и в него карабкалось солнце
Гамму, извлекая и конденсируя влагу из трав и окружающих лесов,
и вместе с влагой вознося их запахи.
Данкан Айдахо стоял у Заповедного Окна, вдыхая эти запахи.
Этим утром Патрин сказал ему:
-- Тебе сегодня пятнадцать лет, смотри теперь на себя, как
на юношу. Ты больше не ребенок.
-- Это мой день рождения?
Они были в спальне Данкана, куда Патрин только что вошел со
стаканом цитрусового сока.
-- Я не знаю твоего дня рождения.
-- У гхол есть дни рождений?
Патрин отмолчался -- с гхолой запрещается разговаривать о
гхолах.
-- Шванги говорит, что тебе нельзя отвечать на этот вопрос,
-- сказал Данкан.
Патрин проговорил с явным замешательством:
-- Башар желает, чтобы я передал тебе: тренировка сегодня
утром будет попозже. Он желает, чтобы ты выполнял упражнения
для ног и коленей до тех пор, пока тебя не позовут.
-- Я выполнял это вчера!
-- Я просто передаю тебе распоряжение башара, -- Патрин
забрал пустой стакан и оставил Данкана одного.
Данкан быстро оделся. Его ждут к завтраку... "Чтоб их всех!"
Не нужен ему их завтрак. Чем же занят башар? Почему он не может
вовремя начать занятия? "Упражнение для ног и коленей!" Это
просто, чтобы не дать ему сидеть без дела, потому что у Тега
есть какое-то другое неожиданное дело. Данкан гневно поглядел
на заповедную дорогу к Заповедному Окну. "Пусть эти проклятые
стражи будут наказаны!"
Запахи, доносившиеся до него через открытое окно, были
знакомы, но он никак не мог вспомнить, что же пряталось в
дальних уголках его сознания, будоража его память. Он знал, что
это -- жизни-памяти. Данкана это пугало и притягивало -- как
будто он ходил по самому краю обрыва или пытался открыто
бросить непокорный вызов Шванги. Но он никогда этого не делал.
Даже если он рассматривал голографические картинки в книге с
изображением обрыва, то это вызывало странную реакцию -- у него
сводило живот. Что до Шванги, он часто воображал сердитое
неповиновение и переживал точно такую же физическую реакцию.
"В моем сознании живет кто-то другой", -- подумал он.
Не просто в его сознании: В ЕГО ТЕЛЕ. Он ощущал эти другие
жизненные опыты так, как ощущаешь, проснувшись, какой-то сон,
не в силах, однако же, этот сон припомнить. Эта материя снова
взывала к тому его сознанию, которым, как он знал, он не мог
обладать.
И все же, он им обладал.
Он знал названия некоторых деревьев, запахи которых
доносились до него, но эти названия не были подсказаны ему
книгами из его библиотеки.
Заповедное Окно называлось так потому что ему было запрещено
к нему приближаться -- оно было прорублено во внешней стене
Оплота и могло открываться. Оно часто бывало открыто, как
сейчас, для проветривания. К окну можно было попасть из его
комнаты по балконным перилам и через вентиляционную отдушину
кладовой. Он наловчился проделывать весь этот путь -- от перил
до вентиляционной шахты -- ничем себя не выдавая. Очень рано
ему стало ясно, что воспитанные Бене Джессерит могут считывать
даже самые малые знаки. Он мог и сам прочесть некоторые из этих
знаков, благодаря обучению Тега и Лусиллы.
Стоя в глубокой тени верхнего прохода, Данкан вглядывался в
округлые ступени верхних лесистых склонов, взбирающихся к
скалистым острым вершинам. Лес властно его притягивал. Вершины
над ним обладали почти магической силой. Легко было вообразить,
что там никогда не ступала нога человека. Как хорошо затеряться
там, оказаться наедине с самим собой. Не беспокоясь о человеке,
обитающем внутри него. Об этом постороннем.
Данкан со вздохом отвернулся и вернулся в комнату по своему
тайному маршруту. Только когда он опять оказался в безопасности
своей комнаты, он позволил себе признать, что сделал это еще
раз. Никто не будет наказан за эту вылазку.
Наказание и боль, висевшие, словно аура, вокруг мест,
запрещенных для него, заставляли Данкана только проявлять
крайнюю осторожность, когда он нарушал правила.
Ему не нравилось думать о боли, которую Шванги могла бы
причинить ему, обнаружь она его у запретного Окна. Даже самая
сильная боль, однако же, не заставила б его закричать. Он
никогда не кричал, даже когда она выкидывала и что-нибудь
попоганей. В ответ он просто смотрел на нее неотрывным
взглядом, ненавидя, но усваивая урок. Для него урок Шванги был
прям: изощряй свои способности, чтобы двигаться незамеченным,
невидимым и неслышимым, не оставляй следа, способного выдать,
что ты здесь проходил.
В своей комнате Данкан присел на край койки, и стал
созерцать пустую стену перед ним. Однажды, когда он вот так
смотрел на стену, на ней возник образ -- молодая женщина с
волосами цвета светлого янтаря и сладостно округленными
чертами. Она смотрела на него со стены и улыбалась. Ее губы
беззвучно шевелились. Однако же Данкан, уже научившийся читать
по губам, ясно разобрал слова:
-- Данкан, мой сладкий Данкан.
"Была ли это его мать? Его настоящая мать?"
Даже у гхол были настоящие матери, когда-то, давным-давно.
Затерянная в незапамятных временах среди акслольтных чанов,
существовала когда-то живая женщина, выносившая и любившая его.
Да, любившая его, потому что он был ее ребенком. Если это лицо
на стене было лицом его матери, то как же могла она явиться к
нему? Он не мог опознать это лицо, он ему хотелось думать, что
это его мать.
Этот опыт напугал его, но страх не загасил желания, чтобы
это еще раз повторилось. Кто бы ни была эта женщина, ее
мимолетное появление терзало его. Тот, чужой внутри него, знал
эту молодую женщину. Данкан был в этом уверен. Порой ему
хотелось хотя бы на секунду стать этим чужаком -- только на то
время, чтобы вытащить на свет все свои скрытые воспоминания --
но он страшился этого желания. "Я потеряю свое подлинное "я",
-- думалось ему, -- если этот чужак войдет в мое сознание".
"Не на смерть ли это похоже?" -- задумался он.
Данкан увидел смерть, когда ему не исполнилось еще и шести
лет. Его стражи отбивали нападение, одного из стражей убили.
Погибли и четверо нападавших. Данкан увидел, как пять тел
занесли в Оплот -- обмякшие мускулы, волочащиеся руки. Что-то
существенное вышло из них. Ничего не осталось, чтобы воззвать
-- к собственным или чужим -- памятям.
Этих пятерых унесли куда-то глубоко внутрь Оплота. Позднее
он слышал, как стражник сказал, что четверо нападавших были
напичканы "шиэром". Это было первой встречей с понятием об
Икшианской Пробе.
-- Икшианская Проба позволяет считывать ум даже мертвого
человека, -- объяснила Гиэза. -- Шиэр -- это наркотик, который
от этого защищает. До того как прекращается действие наркотика,
клетки полностью умирают.
Данкан, наловчившись подслушивать, узнал, что четверо
нападавших были проверены и другими способами. Об этих "других
способах" ему не рассказали, но он подозревал, что это, должно
быть, какие-то тайные штучки Бене Джессерит. Он думал об этом,
как об еще одном дьявольском приемчике Преподобных Матерей.
Они, как пить дать, оживляют мертвых и выкачивают информацию из
костных тканей. Данкан живо воображал, как мускулы утратившего
душу тела покорно следуют воле дьявольской наблюдательницы.
Этой наблюдательницей всегда бывала Шванги.
Такие образы заполняли ум Данкана, несмотря на все усилия
его учителей развеять "глупости, порожденные невежеством". Его
учителя говорили, что эти безумные истории представляют только
ту ценность, что порождают среди непосвященных страх перед Бене
Джессерит. Данкан отказывался верить, что он один из
посвященных. Глядя на Преподобных Матерей, он всегда думал: "Я
НЕ ОДИН ИЗ НИХ!"
Лусилла была в последнее время весьма настойчива.
-- Религия -- это источник энергии, -- говорила она. -- Ты
должен освоить эту энергию. Ты сможешь направлять ее на
достижение собственных целей.
"На их цели, а не мои", -- думал он.
Он фантазировал, воображая те цели, каких хотел достичь,
видя себя триумфально берущим верх над Орденом, особенно над
Шванги. Данкан осознавал, что такие изображения самого себя
порождались в нем глубинной реальностью того обитавшего в нем
чужака. Он научился кивать и делать вид, что тоже находит такую
-- религиозную -- доверчивость забавной.
Лусилла разглядела в нем эту противоречивую двойственность.
Она сказала Шванги:
-- Он считает, что мистических сил следует опасаться и, если
возможно, избегать. До тех пор, пока он упорствует в этой вере,
его нельзя научить использовать наши самые сокровенные знания.
Они встретились для того, что Шванги называла "регулярная
оценочная сессия", когда они только вдвоем собирались в
кабинете Шванги. Время было вскоре после легкого ужина. Звуки
Оплота были редкими и быстрогаснущими -- ночное патрулирование
только начиналось, свободная от работы прислуга сейчас
наслаждалась одним из коротких периодов свободного времени.
Кабинет Шванги не был полностью изолирован от своего окружения,
и это было умышленно предложено проектировщиками Ордена:
тренированные восприятия Преподобной Матери способны понять
очень многое из доносящихся Звуков.
Шванги чувствовала себя все более и более потерянной на этих
"оценочных сессиях". Все очевидней становилось, что Лусиллу
нельзя переманить на сторону противостоящих Таразе. Лусилла
была неуязвима и для манипулирующих уверток любой Преподобной
Матери. И, что хуже всего, совместное влияние Лусиллы и Тега
приводило к тому, что гхола на лету схватывал самые опасные
способности, опасные до крайности. Вдобавок ко всем другим
проблемам, Шванги начала испытывать возрастающее уважение к
Лусилле.
-- Он думает, что мы в своей деятельности используем
оккультные силы, -- сказала Лусилла. -- Откуда у него взялась
такая странная идея?
Шванги почувствовала, что этот вопрос ставит ее в невыгодное
положение. Лусилла уже знала, что такие мысли были внушены
гхоле, чтобы его ослабить. Лусилла как бы говорила этим
вопросом:
-- Неповиновение -- это преступление против нашего Ордена!
-- Если он захочет нашего знания, он, наверняка, получит его
от тебя, -- сказала Шванги. Неважно, как это опасно с точки
зрения Шванги, но наверняка правда.
-- Его страсть к знанию -- вот мой наилучший рычаг, --
сказала Лусилла, -- и но мы обе знаем, что этого недостаточно.
В голосе Лусиллы не было упрека, но Шванги все равно его
ощутила.
"Проклятие. Это она меня старается заполучить на свою
сторону!" -- подумала Шванги. Некоторые ответы возникли в ее
уме. "Я не нарушала данных мне приказаний". Ба! Отвратительная
отговорка! "Гхола получает стандартное образование согласно
учебным принципам Бене Джессерит". Не соответствует правде. И
гхола этот не был стандартным объектом для образования. В нем
были глубины, сравнимые только с глубинами потенциальной
Преподобной Матери. В этом-то и была проблема!
-- Я допустила ошибки, -- сказала Шванги.
"Вот так!" Обоюдоострый ответ, который может оценить другая
Преподобная Мать.
-- Ты причинила ему вред не по ошибке, -- сказала Лусилла.
-- Я никак не могла предвидеть, что другая Преподобная Мать
сможет обнаружить в нем изъяны -- возразила Шванги.
-- Он хочет обладать нашими силами только для того, чтобы от
нас ускользнуть -- промолвила Лусилла. -- Он думает: "Однажды я
узнаю столько же, сколько и они, тогда я сбегу от них".
Когда Шванги не ответила, Лусилла продолжила:
-- Это умно. Если он убежит, нам придется охотиться за ним и
самим его уничтожить.
Шванги улыбнулась.
-- Я не повторю твоей ошибки, -- сказала Лусилла. -- Я
говорю тебе открыто, что все понимаю -- ты в любом случае Это
бы разглядела. Я знаю теперь, почему Тараза послала
Геноносительницу к нему так рано.
Улыбка Шванги исчезла.
-- Что ты делаешь?
-- Я привязываю его к себе точно так, как наши наставницы
привязывают к себе послушниц. Я обращаюсь с ним с искренностью
и верностью, как с одним из наших.
-- Но он мужчина!
-- Значит ему будет отказано только в Спайсовой Агонии, но
ни в чем другом, он -- из чутких.
-- А когда придет время для решающего этапа генного
запечатления? -- спросила Шванги.
-- Да, это будет щепетильный момент. Ты думаешь, что это его
уничтожит. Таков, конечно, был твой план.
-- Лусилла, Орден не единодушен в принятии проекта Таразы,
связанного с этим гхолой. Ты наверняка это знаешь.
Это был самый мощный довод Шванги. И тот факт, что она
выложила его именно в этот момент, говорил о многом. Страхи,
что они могут произвести нового Квизатца Хадераха, пустили в
Ордене глубокие корни, и разногласия среди Бене Джессерит были
довольно мощными.
-- Он из примитивной генетической породы и выведен не для
того, чтобы стать Квизатцем Хадерахом, -- сказала Лусилла. --
Но Тлейлакс что-то сделал с его генетическим наследием!
-- Да, по нашим приказаниям. Они ускорили его нервные и
мускульные реакции.
-- И это все, что они сделали? -- спросила Шванги.
-- Ты же видела результаты его клеточного обследования, --
ответила Лусилла.
-- Если бы мы умели делать то же, что и Тлейлакс, мы не
нуждались бы в них, -- сказала Шванги. -- У нас были бы свои
акслольтные чаны.
-- По-твоему, они от нас что-то утаили? -- спросила Лусилла.
-- Он был у них девять месяцев полностью без нашего
контроля!
-- Я уже слышала все эти доводы, -- возразила Лусилла. --
Преподобная Мать, он -- полностью твой, и все последствия лежат
полностью на тебе.
-- Но ты не удалишь меня с моего поста, и неважно, что ты
там доложишь на Дом Соборов.
-- Удалить тебя? Разумеется нет. Я не хочу, чтобы твои
сподвижники прислали кого-нибудь неизвестного нам.
-- Есть предел оскорблениям, которые я могу от тебя вынести,
-- проговорила Шванги.
-- И есть предел тому, сколько предательства может терпеть
Тараза, -- сказала Лусилла.
-- Если мы получим еще одного Пола Атридеса, или. Боже
упаси, еще одного Тирана, это будет работа Таразы, -- прошипела
Шванги. -- Передай ей, что я так сказала.
Лусилла встала.
-- Ты можешь точно также узнать, что Тараза оставила
полностью на мое усмотрение количество меланжа в рационе нашего
гхолы. Я уже начала увеличивать ему долю спайса.
Шванги обоими кулаками бухнула по столу.
-- Чтоб вас всех! Вы нас еще погубите!

x x x

===

Секрет Тлейлакса, должно быть, в их сперме. Наши анализы
удостоверяют, что их сперма не передает напрямую генетические
коды. Случаются провалы. Каждый тлейлаксанец, которого мы
обследовали, прятал от нас свое внутреннее "Я". Естественно,
они неуязвимы для И китайского Тестирования! Секретность на
глубочайших уровнях, таковы их главные щит и меч.
Анализы Боне Джессерит. Код архива: ВТ ХХ 44I

---

На четвертый год пребывания Шиэны в священном убежище
жречества от тамошних шпионов Бене Джессерит утром поступило
донесение, вызвавшее особый интерес орденских наблюдательниц на
Ракисе.
-- Она была на крыше, ты говоришь? -- спросила Мать
Настоятельница Ракианского Оплота.
Эта Настоятельница Тамалан раньше служила на Гамму и знала
лучше подавляющего большинства, на что Орден здесь
рассчитывает. Доклады шпионов прервали завтрак Тамалан,
состоявший из цитрусового конферита, сдобренного меланжем.
Посланница непринужденно стояла пред столом, пока Тамалан
доедала и перечитывала доклад.
-- Да, на крыше. Преподобная Мать, -- сказала посланница.
Тамалан взглянула на Кипуну, посланницу. Кипуна -- уроженка
Ракиса -- была специально подготовлена для деликатной работы на
своей родной планете. Проглотив конферит, Тамалан спросила:
-- "Привезите их назад!" Это ее точные слова?
Кипуна коротко кивнула, она поняла вопрос. Были ли слова
Шиэны по существу приказом?
Тамалан опять вернулась к отчету, в поисках тонких
красноречивых деталей. Она была рада, что Вестницей была
избрана Кипуна. Тамалан уважала способности этой ракианки. У
Кипуны были мягкие округленные черты и легкие, как пух, волосы,
довольно обычные для жреческого сословия Ракиса, но мозги под
этими волосами были совсем не похожи на пушинки.
-- Шиэна была недовольна, -- сказала Кипуна. -- Топтер
пролетел совсем близко от крыши, и она совершенно ясно увидела
двух заключенных в наручниках. Она поняла, что их везут на
смерть в пустыню.
Тамалан положила отчет и улыбнулась.
-- Итак, она распорядилась, чтобы заключенных привезли
назад, к ней. Я нахожу ее выбор слов прекрасным.
-- "Привезите их назад", -- спросила Кипуна. -- Это кажется
самым обычным приказом, что ж тут прекрасного.
Тамалан восхитилась, насколько открыто эта послушница
высказывает свой интерес. Кипуна никогда не упускала случая
побольше узнать, как работает мысль настоящей Преподобной
Матери.
-- Не это в ее поведении меня заинтересовало, -- сказала
Тамалан. Она наклонилась к отчету и прочла вслух. -- "Вы слуги
Шайтана, а не слуги слуг", -- Тамалан взглянула на Кипуну. --
Ты ведь слышала все сама?
-- Да, Преподобная Мать. Мы рассудили: важно, чтобы я
доложила тебе об этом лично, на случай, если у тебя возникнут
другие вопросы.
-- Она продолжает называть его Шайтаном, -- сказала Тамалан.
-- Как же это должно уязвить их! Конечно, сам Тиран сказал:
"Меня Шайтаном будут называть."
-- Я видела отчеты из хранилища, обнаруженного в
Дар-эсБалате, -- сказала Кипуна.
-- Два заключенных были доставлены к ней? Бег задержан? --
спросила Тамалан.
-- Сразу же, как только послание было передано на топтер,
Преподобная Мать. Они вернулись за несколько минут.
-- Значит, за ней все это время наблюдали и слышали ее
слова. Хорошо. Шиэна никак не дала понять, что знает этих
заключенных? Не было между ними какого-нибудь обмена знаками?
-- Я уверена, они были не знакомы, Преподобная Мать. Два
обычных представителя низшего сословия, довольно грязные и
бедно одетые. От них пахло грязью пригородных трущоб.
-- Шиэна распорядилась, чтобы с них сняли наручники, а затем
обратилась к этой немытой паре. И теперь ее точные слова; что
она сказала?
-- "Вы -- мой народ".
-- Чудесно, чудесно, -- сказала Тамалан. -- Затем Шиэна
распорядилась, чтобы этих двоих вымыли и выдали им новые
одежды, а затем освободили. Расскажи мне своими собственными
словами, что произошло потом.
-- Она вызвала Туека, который явился вместе со своими тремя
советниками-помощниками. Это было... Почти что спор.
-- Войди в мнемотранс, пожалуйста, -- попросила Тамалан. --
Проиграй передо мной весь разговор.
Кипуна закрыла глаза и погрузилась с мнемотранс. Затем она
заговорила:
-- Шиэна: "Мне не нравится, когда людей скармливают
Шайтану". Советник Старое: "Мы приносим жертву Шаи-Хулуду".
Шиэна "Шайтан!" Шиэна топает ногой в гневе. Туек: Довольно,
Старое. С меня довольно этих сектантских разногласий". Шиэна:
"Когда вы усвоите?" Старое пытается заговорить, но грозный
взгляд Туека заставляет его замолчать. Туек говорит: "Мы
усвоили. Святое Дитя". Шиэна говорит: "Я хочу".
-- Достаточно, -- сказала Тамалан.
Послушница молча открыла глаза и осталась ждать.
Вскоре Тамалан проговорила:
-- Возвращайся на свой пост, Кипуна. Ты и в самом деле очень
хорошо справилась.
-- Благодарю, Преподобная Мать.
-- Среди жрецов будет просто паника, -- сказала Тамалан. --
Пожелание Шиэны -- для них приказ, потому что Туек в нее верит.
Они перестанут использовать червей, как инструмент кары.
-- Два заключенных, -- заметила Кипуна.
-- Да, очень наблюдательно с твоей стороны, эти двою
расскажут, что с ними произошло. Эта история будет искажена.
Люди станут говорить, что Шиэна защищает их от жрецов.
-- Разве не именно так она поступает. Преподобная Мать?
-- Нет, но ты только поду май, какой выбор встает перед
жрецами. Они должны будут шире прибегать к альтернативным видам
кар -- бичеванию и конфискациям. В то время, как страх перед
Шайтаном ослабеет из-за Шиэны, страх перед жрецами будет
возрастать.
Не прошло и двух месяцев, как в докладах Тамалан на Дом
Соборов появилось подтверждение этих слов.
"Урезание рационов, особенно урезание водного рациона, стали
преобладающим видом наказания", -- докладывала Тамалан. --
"Управляемые слухи достигали самых отдаленных местечек на
Ракисе и скоро со всей определенностью достигнут и многих
других планет".
Тамалан сосредоточенно размышляла, какие выводы последуют из
ее отчетов. Его увидит множество глаз, включая и глаза не
сочувствующих Таразе. Любая Преподобная Мать способна будет
живо представить, что происходит на Ракисе. Многие на Ракисе
видели приезд Шиэны на диком черве из пустыни. Жрецы с самого
начала повели себя неправильно, создавая завесу секретности
вокруг Шиэны. Неудовлетворенное любопытство порождало
собственные ответы. Догадки часто опасней, чем факты.
В предыдущих донесениях сообщалось о детях, которых
приводили играть с Шиэной. Сильно искаженные, рассказы этих
детей распространялись и обрастали новыми искажениями, и,
соответственно, в таком виде передавались на Дом Соборов. Двое
заключенных, вернувшихся на улицы в новой роскошной одежде,
только способствовали разрастанию мифа. Бене Джессерит,
мастерицы мифологии, обладали на Ракисе готовой силой,
оставалось ее только развить и направить.
-- Мы вскормили в населении веру в исполнение желаний, --
докладывала Тамалан. Перечитывая свой последний доклад, она
подумала о фразах, бенеджессеритских по самой своей сути.
-- Шиэна -- именно та, кого мы так долго ожидали.
Это было достаточно простое заявление, для того, чтобы его
значение разошлось без неприемлемых искажений.
-- Дитя Шаи-Хулуда идет покарать жрецов!
Это создавало чуть больше осложнений. Несколько жрецов
погибли на темных аллеях в результате народной горячности, что
возбудило в ответ новую настороженность корпуса порядка --
можно было предсказать несправедливости, которые обрушатся на
население.
Тамалан подумала о жреческой делегации, смятенных советниках
Туека, посетивших Шиэну. Семеро, во главе со Стиросом,
ворвались к Шиэне, завтракавшей с ребенком с улиц. Ожидая, что
что-нибудь подобное обязательно произойдет, Тамалан была
подготовлена, и ей доставили секретную запись этого инцидента.
Было слышно каждое слово, видно каждое выражение лица, все
мысли как на ладони для тренированных глаз Преподобной Матери.
-- Мы жертвуем Шаи-Хулуду! -- ратовал Старое.
-- Туек велел вам не спорить со мной об этом, -- ответила
Шиэна.
Как же заулыбались жрицы, когда она так осадила Стироса и
других жрецов?
-- Но Шаи-Хулуд... -- заикнулся Стирос.
-- Шайтан! -- поправила его Шиэна, в выражении ее лица легко
читалось: "Неужели эти глупые жрецы ничего не поняли?"
-- Мы всегда думали...
-- Вы были неправы!! -- Шиэна топнула ногой.
Стирос сыграл, будто ему необходимо, чтобы она его
просветила:
-- Следует ли нам верить, что Шаи-Хулуд, Разделенный Бог,
является также и Шайтаном?
"До чего же он законченный дурак, -- подумала Тамалан. --
Даже едва сложившаяся девочка может его побить, что Шиэна
весьма успешно и проделала".
-- Всякий уличный ребенок это знает, едва научится ходить!
-- назидательно проговорила Шиэна.
-- Откуда ты знаешь, как думают уличные дети? -- хитро
осведомился Стирос.
-- Ты -- Зло, раз во мне сомневаешься! -- обвинила Шиэна.

Это был ответ, которым она научилась часто пользоваться,
зная, что все дойдет до Туека и вызовет тревогу.
Стирос тоже слишком хорошо это знал. Он подождал с опущенным
взором, пока Шиэна, говоря терпеливо, будто рассказывая старую
басенку ребенку, объясняла ему, что либо Бог, либо дьявол, либо
оба вместе могут обитать в черве пустыни. Людям остается это
только принять. Не людям дано решать такие вещи.
За подобную ересь Стирос ссылал людей в пустыню. Его лицо
(так тщательно записанное для аналитиков Бене Джессерит) явно
выражало: "Такие дикие мысли всегда возникают в самых отбросах
ракианского общества". Но теперь! Он вынужден был примириться с
настояниями Туека, что Шиэна вещает правду, как Евангелие!

***