Главная » 2022 » Февраль » 18 » Двадцать лет спустя. Александр Дюма. 018. XLI МАЗАРИНИ И КОРОЛЕВА ГЕНРИЕТТА. XLII КАК НЕСЧАСТНЫЕ ПРИНИМАЮТ ИНОГДА СЛУЧАЙ ЗА ...
19:02
Двадцать лет спустя. Александр Дюма. 018. XLI МАЗАРИНИ И КОРОЛЕВА ГЕНРИЕТТА. XLII КАК НЕСЧАСТНЫЕ ПРИНИМАЮТ ИНОГДА СЛУЧАЙ ЗА ...
---
Вот подлинный текст письма:
"Его высокопреосвященству монсеньеру кардиналу Мазарини. Я желал бы,
монсеньер, узнать ваши намерения в отношении нынешнего положения дел в
Англии. Оба государства слишком близкие соседи, чтобы Францию не затрагивало положение дел в Англии, точно так же как и нас затрагивает то,
что происходит во Франции. Англичане почти единодушно восстали против
тирании короля Карла и его приверженцев. Поставленный общественный доверием во главе этого движения, я лучше, чем кто-либо, вижу его характер и
последствия. В настоящее время я веду войну и намерен дать королю Карлу
решительную битву. Я ее выиграю, так как на моей стороне надежды всей
нации и благоволение божие. Когда я выиграю эту битву, то королю уже не
на что будет рассчитывать ни в Англии, ни в Шотландии, и, если он не бу-
дет захвачен в плен или убит, то постарается переправиться во Францию,
чтобы навербовать себе войска и раздобыть оружие и деньги. Франция уже
дала приют королеве Генриетте и этим, без сомнения, помимо своей воли
поддержала очаг неугасающей гражданской войны на моей родине. Но короле-
ва Генриетта - дочь французского короля, и Франция обязана была дать ей
приют. Что же касается короля Карла, то это другое дело: приютив его и
оказав ему поддержку, Франция тем самым выразила бы свое неодобрение
действиям английского народа и повредила бы столь существенно Англии и,
в частности, намерениям того правительства, которое Англия предполагает
у себя установить, что подобное отношение было бы равнозначащим открытию
враждебных действий..."
Дойдя до этого места, встревоженный Мазарини снова оторвался от чтения и украдкой взглянул на молодого человека.
Тот по-прежнему был погружен в свои размышления.
Мазарини вернулся к письму.
"... Поэтому мне необходимо знать, монсеньер, чего мне надлежит в
настоящем случае ждать от Франции. Хотя интересы этого государства и
Англии направлены в противоположные стороны, тем не менее они более
близки, чем это можно было бы предположить. Англия нуждается во внутреннем спокойствии, чтобы довести до конца дело своего освобождения от ко-
роля. Франция нуждается в таком же спокойствии, чтобы укрепить трон сво-
его юного монарха. Как вам, так и нам нужен внутренний мир, к которому
мы уже близки благодаря энергии нашего нового правительства.
Ваши нелады с парламентом, ваши несогласия с принцами, которые сегод-
ня борются за вас, а завтра против вас, упорство народа, руководимого
коадъютором, председателем парламента Бланменилем и советником Бруселем,
весь этот беспорядок, господствующий во всех отраслях управления, должен
побудить вас опасаться возможности войны, ибо тогда Англия, воодушевлен-
ная новыми идеями, может заключить союз с Испанией, которая уже ищет
этого союза. Поэтому я полагаю, монсеньер, зная ваше благоразумие и то
исключительное положение, которое вы занимаете вследствие сложившихся
обстоятельств, что вы предпочтете обратить все силы на внутреннее уст-
ройство Франции и предоставите новому английскому правительству сделать
то же. Этот ваш нейтралитет должен состоять именно в том, что вы удалите
короля Карла с французской территории и не будете помогать ни оружием,
ни деньгами, ни войсками этому королю, совершенно чуждому вашей стране.
Мое письмо вполне конфиденциально, почему я его и посылаю с человеком, пользующимся моим особым доверием. Ваше высокопреосвященство оценит
соображение, заставившее меня послать это письмо раньше, чем обратиться
к мерам, которые будут мною приняты в зависимости от обстоятельств. Оли-
вер Кромвель полагает, что голос разума дойдет скорее до такого выдающегося ума, каким обладает кардинал Мазарини, чем до королевы, женщины бе-
зусловно твердой, но исполненной пустых предрассудков относительно свое-
го рождения и своей божественной власти.
Прощайте, монсеньер. Если в течение двух недель я не получу ответа,
то буду считать это письмо недействительным.
Оливер Кромвель"
- Господин Мордаунт, - сказал кардинал громким голосом, словно для
того, чтобы разбудить замечтавшегося посла, - мой ответ на это письмо
будет тем удовлетворительнее для генерала Кромвеля, чем больше я буду
уверен, что никто о нем не узнает. Ожидайте ответа в Булони-сюр-Мер и
обещайте мне отправиться туда завтра утром.
- Обещаю вам это, монсеньер, - отвечал Мордаунт. - Но сколько же дней
я должен буду ожидать ответа вашего преосвященства?
- Если вы не получите его в течение десяти дней, можете ехать.
Мордаунт поклонился.
- Я еще не кончил, сударь, - сказал Мазарини. Ваши личные дела меня
глубоко тронули. Кроме того, письмо генерала Кромвеля делает вас, как
посла, лицом, значительным в моих глазах. Еще раз спрашиваю вас: не могу
ли я для вас что-нибудь сделать?
Мордаунт подумал мгновенье, видимо колеблясь; затем решился что-то
сказать, но в эту минуту поспешно вошел Бернуин, наклонился к уху карди-
нала и шепнул ему:
- Монсеньер, королева Генриетта в сопровождении какого-то английского
дворянина только что прибыла в Пале-Рояль.
Мазарини подскочил в кресле; это не ускользнуло от внимания молодого
человека и заставило его удержаться от признания.
- Сударь, - сказал ему кардинал, - вы поняли меня, не так ли? Я назначил вам Булонь, так как мне кажется, что выбор французского города для
вас безразличен. Если вы предпочитаете другой город, назовите его сами.
Но вы легко поймете, что, подверженный всяческим воздействиям, от которых я уклоняюсь лишь благодаря осторожности, я хотел бы, чтобы о вашем
пребывании в Париже никто не знал.
- Я уеду, монсеньер, - сказал Мордаунт, делая несколько шагов к той
двери, в которую вошел.
- Нет, не сюда, не сюда! - торопливо воскликнул кардинал. - Пройдите,
пожалуйста, через эту галерею, оттуда вы легко выйдете на лестницу. Я
хотел бы, чтобы никто не видел, как вы выйдете, так как наше свидание
должно остаться тайной.
Мордаунт последовал за Бернуином, который проводил его в соседнюю залу и передал курьеру, указав ему дверь, через которую надлежало выйти.
Затем Бернуин поспешил вернуться к своему господину, чтобы ввести к
нему королеву Генриетту, уже проходившую через стеклянную галерею.
XLI
МАЗАРИНИ И КОРОЛЕВА ГЕНРИЕТТА
Кардинал встал и поспешно пошел навстречу английской королеве. Он
встретил ее посреди стеклянной галереи, примыкавшей к его кабинету.
Мазарини тем охотнее выказал свою почтительность к этой королеве, ли-
шенной королевского блеска и свиты, что не мог не чувствовать своей вины
за проявляемую им скупость и бессердечие.
Просители умеют придавать своему лицу любое выражение, и дочь Генриха
IV улыбалась, идя навстречу тому, кого она презирала и ненавидела.
"Скажите, - подумал Мазарини, - какое кроткое лицо! Уж не пришла ли
она запять у меня денег?"
При этом он бросил беспокойный взгляд на крышку своего сундука и даже
повернул камнем вниз свой перстень, так как блеск великолепного алмаза
привлекал внимание к его руке, белой и красивой. На беду, этот перстень
не обладал свойством волшебного кольца Гигеса, которое делало своего
владельца невидимым, когда он его поворачивал.
А Мазарини очень хотелось стать в эту минуту невидимым, так как он
догадывался, что королева Генриетта явилась к нему с просьбой. Раз уж
королева, с которой он так плохо обходился, пришла с улыбкой вместо уг-
розы на устах, то ясно, что она явилась в качестве просительницы.
- Господин кардинал, - сказала царственная гостья, - я думала сначала
поговорить с королевой, моей сестрой, о деле, которое привело меня к
вам, но потом решила, что политика скорее дело мужское.
- Государыня, - ответил Мазарини, - поверьте, я глубоко смущен этим
лестным для меня предпочтением вашего величества.
"Он чересчур любезен, - подумала королева, - неужели он догадался?"
Они вошли в кабинет. Кардинал предложил королеве кресло и, усадив ее,
сказал:
- Приказывайте самому почтительному из ваших слуг.
- Увы, сударь, - возразила королева, - я разучилась приказывать и на-
училась просить. Я являюсь к вам с просьбой и буду бесконечно счастлива,
если вы исполните ее.
- Я слушаю вас, ваше величество, - сказал Мазарини.
- Господин кардинал, - начала королева Генриетта, - дело идет о той
войне, которую мой супруг, король, ведет против своих возмутившихся под-
данных. Но, может быть, вы не знаете, - прибавила королева с грустной
улыбкой, - что в Англии сражаются и что в скором времени война примет
еще более решительный характер?
- Я ничего не знаю, ваше величество, - поспешно сказал кардинал, сопровождая свои слова легким пожатием плеч. - Увы, наши собственные войны
поглощают все время и внимание такого слабого и неспособного министра,
как я.
- В таком случае, господин кардинал, могу вам сообщить, что Карл Пер-
вый, мой супруг, готовится к решительному бою. В случае неудачи (Мазари-
ни повернулся в кресле) - надо все предвидеть, - продолжала королева, -
в случае неудачи он желает удалиться во Францию и жить здесь в качестве
частного лица. Что вы на это скажете?
Кардинал внимательно ее выслушал, причем ни один мускул на его лице
не дрогнул и не выдал испытываемых им чувств. Его улыбка осталась такой
же, как всегда: притворной и льстивой. Когда королева кончила, он сказал
своим вкрадчивым голосом:
- Ваше величество, думаете ли вы, что Франция, сама находящаяся сей-
час в состоянии бурного волнения, может служить спасительной пристанью
для низвергнутого короля? Корона и так непрочно держится на голове короля Людовика Четырнадцатого. По силам ли будет ему двойная тяжесть?
- Я-то, кажется, была не очень обременительна, - перебила королева с
горькой улыбкой. - Я не прошу, чтобы для моего супруга сделали больше,
чем было сделано для меня. Вы видите, мы очень скромные властители.
- О, вы - это другое дело, - поспешно вставил кардинал, чтобы не дать
договорить королеве. - Вы дочь Генриха Четвертого, этого замечательного,
великого короля...
- Что, однако же, не мешает вам отказать в гостеприимстве его зятю,
не так ли, сударь? А вы должны были бы вспомнить, что когда-то этот замечательный, великий король, изгнанный так же, как, быть может, будет
изгнан мой муж, просил помощи у Англии, и Англия не отказала ему. А ведь
королева Елизавета не приходилась ему племянницей.
- Peccato! [19] - воскликнул Мазарини, сраженный этой простой логи-
кой. - Ваше величество не понимает меня и плохо истолковывает мои намерения; это, должно быть, оттого, что я плохо объясняюсь по-французски.
- Говорите по-итальянски, сударь. Королева Мария Медичи, наша мать,
научила нас этому языку раньше, чем кардинал, ваш предшественник, отправил ее умирать в изгнании. Если бы этот замечательный, великий король
Генрих, о котором вы сейчас говорили, был жив, он бы немало удивился то-
му, что столь глубокое преклонение перед ним может сочетаться с от-
сутствием сострадания к его семье.
Крупные капли пота выступили на лбу Мазарини.
- О, это почитание и преклонение так велики и искренни, ваше вели-
чество, - продолжал Мазарини, не пользуясь разрешением королевы переменить язык, - что если бы король Карл Первый - да хранит его бог от вся-
кого несчастья! - явился во Францию, то я предложил бы ему свой дом,
свой собственный дом. Но увы, это было бы ненадежное убежище. Когда-ни-
будь народ сожжет этот дом, как он сжег дом маршала д'Анкра. Бедный Кончино Кончини! А между тем он желал только блага Франции.
- Да, монсеньер, так же как и вы, - с иронией произнесла королева.
Мазарини, сделав вид, что не понял этой двусмысленности, им же самим
вызванной, продолжал оплакивать судьбу Кончино Кончини.
- Но все же, монсеньер, - произнесла королева с нетерпением, - что вы
мне ответите?
- Ваше величество, - заговорил Мазарини еще ласковей, - разрешите мне
дать вам совет. Но, конечно, прежде чем взять на себя эту смелость, я
повергаю себя к вашим стопам, готовый сделать все, что вам будет угодно.
- Говорите, сударь, - отвечала Генриетта. - Такой мудрый человек, как
вы, несомненно даст мне хороший совет.
- Поверьте мне, ваше величество, король должен защищаться до самого
конца.
- Он это и делает, сударь, и последнее сражение, которое он намерен
дать, располагая значительно меньшими силами, чем его противник, доказывает, что он не собирается сдаваться без боя. Но все же, если он будет
побежден...
- Что же, ваше величество, в этом случае, - я понимаю, что слишком
смело с моей стороны давать советы вашему величеству, - но, по-моему,
король не должен покидать своего государства. Отсутствующих королей ско-
ро забывают. Если он удалится во Францию, его дело пропало.
- Но, - сказала королева, - если таково ваше мнение и вы действительно принимаете участие в моем муже, окажите ему хоть какую-нибудь по-
мощь: я продала все до последнего брильянта. У меня нет больше ничего,
вы это знаете лучше, чем кто бы то ни было, сударь. Если бы у меня оста-
валась хоть какая-нибудь драгоценность, то я бы купила на нее дров, и мы
с дочерью не страдали бы от холода зимой.
- Ах, государыня, - воскликнул Мазарини, - вы, ваше величество, не
знаете, чего требуете от меня. Король, прибегающий к иноземным войскам,
чтобы вернуть себе трон, тем самым признается, что он не ищет больше
поддержки в любви своих подданных.
- Перейдемте к делу, господин кардинал! - воскликнула королева, которой надоело следить за этим изворотливым умом в лабиринте слов, в котором он и сам запутался. - Ответьте мне, да или нет: пошлете ли вы помощь
королю, если он останется в Англии? Окажете ли вы ему гостеприимство,
если он явится во Францию?
- Ваше величество, - отвечал кардинал с деланной искренностью, - я
надеюсь доказать вам, насколько я вам предан и как сильно я желаю помочь
вам в деле, которое вы принимаете так близко к сердцу. После этого, я
думаю, ваше величество, вы перестанете сомневаться в моем усердии служить вам.
Королева кусала губы, с трудом сдерживая нетерпение.
- Итак, - сказала она наконец, - что же вы намерены делать? Говорите
же!
- Я тотчас же пойду посоветоваться с королевой, затем мы немедленно
внесем этот вопрос на обсуждение парламента.
- С которым вы во вражде, не так ли? Вы поручите Бруселю сделать док-
лад по этому вопросу? Довольно, господин кардинал, довольно. Я понимаю
вас. Впрочем, я не права. Идите в парламент; ведь от этого парламента,
враждебного королям, дочь великого Генриха Четвертого, которого вы так
почитаете, получила единственную помощь, благодаря которой она не умерла
от голода и холода в эту зиму.
С этими словами королева встала, величественная в своем негодовании.
Кардинал с мольбой протянул к ней руки.
- Ах, ваше величество, ваше величество, как плохо вы меня знаете!
Но королева Генриетта, даже не обернувшись в сторону того, кто проливал эти лицемерные слезы, вышла из кабинета, сама открыла дверь и, пройдя мимо многочисленной охраны его преосвященства, толпы придворных, спе-
шивших к нему на поклон, и всей роскоши враждебного двора, подошла к
одиноко стоявшему лорду Винтеру и взяла его под руку. Несчастная короле-
ва, уже почти развенчанная, перед которой все еще склонялись из этикета,
могла опереться только на одну эту руку.
- Ну что ж, - сказал Мазарини, оставшись один, - это мне стоило
большого труда, да и не легкую пришлось играть роль. Но я все-таки не
сказал ничего ни одному, ни другой. Однако этот Кромвель - жестокий го-
нитель королей; сочувствую его министрам, если только он когда-нибудь
заведет их! Бернуин!
Бернуин вошел.
- Пусть посмотрят, во дворце ли еще тот стриженый молодой человек в
черном камзоле, которого вы недавно вводили ко мне.
Бернуин вышел. Во время его отсутствия кардинал занялся своим
кольцом; он снова повернул его камнем вверх, протер алмаз, полюбовался
его игрой, и так как оставшаяся на реснице слеза застилала ему зрение,
он качнул головой, чтобы стряхнуть ее.
Бернуин возвратился вместе с Коменжем, который был в карауле.
- Монсеньер, - сказал Коменж, - когда я провожал молодого человека, о
котором спрашивает ваше преосвященство, он подошел к стеклянной двери
галереи и с удивлением посмотрел через нее на что-то, должно быть на
картину Рафаэля, которая висит против дверей, задумался и затем спустил-
ся по лестнице. Если не ошибаюсь, он сел на серую лошадь и выехал из во-
рот дворца. Но разве монсеньер не идет к королеве?
- Для чего?
- Господин де Гито, мой дядя, только что сказал мне, что у ее вели-
чества есть известия из армии.
- Хорошо, я поспешу к королеве.
В эту минуту явился Вилькье, посланный королевой за кардиналом.
Коменж сказал правду. Мордаунт действительно поступил так, как он
рассказывал. Проходя по галерее, параллельной большой стеклянной гале-
рее, он увидел лорда Винтера, ожидавшего, чтобы королева Генриетта за-
кончила свои переговоры.
Молодой человек сразу остановился, но вовсе не потому, что его пора-
зила картина Рафаэля, а словно пригвожденный чем-то ужасным, увиденным в
галерее. Глаза его расширились, по телу пробежала дрожь. Казалось, он
вот вот перескочит через стеклянную преграду, отделявшую его от врага, и
если бы Коменж мог видеть, с каким выражением ненависти глаза молодого
человека были устремлены на лорда Винтера, то он ни на минуту не усом-
нился бы в том, что этот английский дворянин смертельный враг лорда.
Но Мордаунт остановился. Он, по-видимому, размышлял; потом, вместо
того чтобы уступить первоначальному порыву и прямо подойти к Винтеру, он
медленно сошел вниз по лестнице, опустив голову, вышел из дворца, сел в
седло, а на углу улицы Ришелье остановил лошадь и устремил взоры на во-
рота дворца, ожидая появления кареты королевы.
Ждать ему пришлось недолго, так как королева пробыла у Мазарини не
более четверти часа; но эти четверть часа ожидания показались ему целой
вечностью.
Наконец тяжеловесная колымага, называвшаяся в те времена каретой, с
грохотом выехала из ворот; лорд Винтер по-прежнему сопровождал ее верхом
и, наклонясь к дверце, разговаривал с королевой.
Лошади рысью направились к Лувру, и карета въехала в ворота. Уезжая
из монастыря кармелиток, королева Генриетта велела своей дочери отправиться в Лувр и ждать ее в этом дворце, где они жили так долго и который
покинули потому лишь, что собственная бедность казалась им еще тяжелее
среди раззолоченных зал.
Мордаунт последовал за экипажем и, увидев, что он скрылся под темными
арками дворца, отъехал в сторону, прижался вместе с лошадью к стене, на
которую падала тень, и замер неподвижно среди барельефов Жана Гужона,
сам похожий на конную статую. Тут он стал ждать, как ждал у Пале-Рояля.
XLII
КАК НЕСЧАСТНЫЕ ПРИНИМАЮТ ИНОГДА СЛУЧАЙ ЗА ВМЕШАТЕЛЬСТВО ПРОВИДЕНИЯ
- Что же, ваше величество? - спросил лорд Винтер, когда королева
отослала своих слуг.
- Случилось то, что я предвидела, милорд.
- Он отказывается?
- Разве я не говорила вам этого заранее?
- Кардинал отказывается принять короля, Франция отказывает в гостеприимстве несчастному государю! Но ведь это неслыханно, ваше величество!
- Я не сказала - Франция, милорд; я сказала - кардинал, а он даже не
француз
- Но как же королева, видели ли вы ее?
- Это бесполезно, - сказала королева Генриетта, печально качая голо-
вой, - королева никогда не скажет "да", если кардинал сказал "нет". Раз-
ве вы не знаете, что этот итальянец ведет все дела, как внутренние, так
и внешние? Скажу вам более: я нисколько не удивлюсь, если окажется, что
Кромвель предупредил нас. Кардинал имел смущенный вид, разговаривая со
мной, но он твердо стоял на своем отказе. А потом, заметили вы это ожив-
ление, эту беготню, эти озабоченные лица в Пале-Рояле? Уж не получены ли
какие-нибудь известия, милорд?
- Только не из Англии, ваше величество. Я так спешил, что, по-моему,
невозможно было опередить меня. Я выехал всего три дня назад, чудом
пробрался через армию пуритан и поехал с моим слугой Тони на почтовых, а
этих лошадей мы купили уже здесь, в Париже. Кроме того, прежде чем риск-
нуть на что-нибудь, король подождет ответа вашего величества, в этом я
уверен.
- Вы сообщите ему, милорд, - сказала королева печально, - что я ниче-
го не могу для него сделать, что я выстрадала не меньше его, а даже
больше и вынуждена есть сухой хлеб в изгнании и просить гостеприимства у
притворных друзей, которые смеются над моими слезами. Королю же придется
пожертвовать своей жизнью и умереть, как и подобает королю. Я поеду к
нему и умру вместе с ним.
- Ваше величество, - воскликнул лорд Винтер, - вы предаетесь отчая-
нию! Быть может, у нас еще остается надежда.
- У нас нет больше друзей, милорд. Во всем свете у нас пет иного дру-
га, кроме вас. Боже мой, боже мой! - воскликнула Генриетта, подняв глаза
к небу. - Неужели ты взял к себе все благородные сердца, какие только
были на земле.
- Надеюсь, что нет, ваше величество, - задумчиво ответил лорд Винтер,
- я уже говорил вам о тех четверых людях.
- Но что могут сделать четыре человека?
- Четыре преданных человека, четыре человека, готовых умереть, могут
многое, поверьте мне, ваше величество, и те, о которых я говорю, многое
сделали когда-то.
- Где же эти четыре человека?
- Вот этого-то я и не знаю. Уже более двадцати лет, как я потерял их
из виду, но каждый раз, как король был в опасности, я думал о них.
- Эти люди были вашими друзьями?
- В руках одного из них была моя жизнь, и он подарил мне ее. Я не
знаю, остался ли он моим другом, но я, по крайней мере, с тех пор ему
друг.
- Эти люди во Франции, милорд?
- Полагаю, что да.
- Назовите их. Может быть, я слышала их имена и помогу вам отыскать
их.
- Один из них назывался шевалье д'Артаньян.
- О милорд, если не ошибаюсь, шевалье д'Артаньян состоит лейтенантом
гвардии. Я слышала это имя, но будьте с ним осторожны; я боюсь, он впол-
не предан кардиналу.
- Это было бы величайшим несчастьем, - сказал лорд Винтер, - я готов
думать, что над нами действительно тяготеет проклятие.
- Но остальные, - возразила королева, ухватившись за эту последнюю
надежду, как хватается потерпевший кораблекрушение за обломок корабля, -
остальные трое, милорд...
- Имя второго я слышал случайно, так как, прежде чем сразиться с на-
ми, эти четыре дворянина сказали нам свои имена. Второго звали граф де
Ла Фер. Что касается остальных двух, то, так как я привык называть их
вымышленными именами, я забыл настоящие.
- Боже мой! Между тем так необходимо было бы отыскать их, - сказала
королева, - раз вы говорите, что эти достойные дворяне могли бы быть по-
лезны королю.
- О да! - воскликнул лорд Винтер. - Это те самые люди. Выслушайте ме-
ня, ваше величество, и постарайтесь вспомнить, не слыхали ли вы о том,
как королева Анна Австрийская была однажды спасена от величайшей опас-
ности, какой когда-либо подвергалась королева?
- Да, в пору ее любовной интриги с Бекингэмом, какая-то история с ал-
мазами.
- Совершенно верно. Эти люди и спасли тогда королеву. Невольно горько
улыбнешься при мысли, что если имена этих людей вам незнакомы, то только
потому, что о них позабыла королева, королева, которой следовало бы сде-
лать их первыми сановниками государства.
- Надо отыскать их, милорд. Но что могут сделать четыре человека или
даже, вернее, трое? Повторяю вам, на д'Артаньяна нельзя рассчитывать.
- Одной доблестной шпагой будет меньше, но у нас останется еще три,
не считая моей. Четыре преданных человека около короля, чтобы оберегать
его от врагов, поддерживать в бою, помогать советами, сопровождать во
время бегства, - этого достаточно, конечно, не для того, чтобы сделать
его победителем, но чтобы спасти его, если он будет побежден, и помочь
ему переправиться через море. Что бы там ни говорил Мазарини, но, дос-
тигнув берегов Франции, ваш царственный супруг найдет убежище и приют,
как находят их морские птицы в бурю.
- Ищите, милорд, ищите этих дворян, и если вы их разыщете, если они
согласятся отправиться с вами в Англию, я подарю каждому из них по герцогству в тот день, когда мы вернем себе трон, и, кроме того, столько
золота, сколько потребуется, чтобы купить Уайтхолский дворец. Ищите же,
милорд, ищите, заклинаю вас!
- Я охотно бы искал их, ваше величество, - отвечал лорд Винтер, - и,
без сомнения, нашел бы, но у меня так мало времени. Ваше величество, вы,
конечно, не забыли, что король ждет вашего ответа, и ждет с трепетом.
- В таком случае мы погибли! - воскликнула королева в порыве отчая-
ния.
В это мгновение отворилась дверь, и появилась принцесса Генриетта.
При виде ее королева, с великим героизмом матери, нашла в себе силы по-
давить слезы и сделала знак лорду Винтеру переменить разговор.
Как ни старалась она скрыть свое волнение, оно не ускользнуло от внимания молодой девушки. Она остановилась на пороге, вздохнула и обрати-
лась к матери:
- Отчего вы без меня всегда плачете, матушка?
Королева постаралась улыбнуться.
- Вот, милорд, - сказала она вместо ответа, - я все же кое-что выиграла с тех пор, как почти перестала быть королевой: мои дети теперь зовут меня матерью, а не государыней.
Затем она обратилась к дочери.
- Чего вы хотите, Генриетта? - спросила она.
- Матушка, какой-то всадник только что прибыл в Лувр и просит разрешения засвидетельствовать вашему величеству свое почтение; он прибыл из
армии и говорит, что у него есть письмо к вам от маршала де Граммона.
- Ах, - обратилась королева к Винтеру, - это один из преданных нам
людей. Но вы замечаете, дорогой милорд, как плохо нам служат. Моя дочь
должна сама докладывать о посетителях и вводить их!
- Ваше величество, пощадите, - сказал лорд Винтер, - вы разбиваете
мне сердце.
- Кто этот всадник, Генриетта? - спросила королева.
- Я видела его в окно; это молодой человек лет шестнадцати, его зовут
виконт де Бражелон.
Королева с улыбкой кивнула головой. Молодая принцесса отворила дверь,
и на пороге появился Рауль.
Он сделал три шага к королеве и преклонил колено.
- Государыня, - сказал он, - я привез вашему величеству письмо от мо-
его друга графа де Гиша, который сообщил мне, что имеет честь состоять в
числе преданных слуг вашего величества. Письмо это содержит важное из-
вестие вместе с выражением его глубокого почтения.
При имени графа де Гиша краска залила щеки молодой принцессы. Короле-
ва строго взглянула на нее.
- Ведь вы сказали мне, что письмо от маршала де Граммона, Генриетта?
- сказала она.
- Я так думала, ваше величество, - пролепетала принцесса.
- Это моя вина, ваше величество, - сказал Рауль, - я действительно
велел доложить, что прибыл от маршала де Граммона. Но он ранен в правую
руку и не мог писать сам, поэтому граф де Гиш служил ему секретарем.
- Значит, было сражение? - спросила королева, знаком предлагая Раулю
подняться.
- Да, ваше величество, - отвечал молодой человек, вручая письмо подо-
шедшему лорду Винтеру, который передал его королеве.
Услышав о том, что произошло сражение, молодая принцесса открыла было
рот, чтобы задать вопрос, который, без сомнения, мучил ее, но удержалась, и только румянец понемногу сбежал с ее щек.
Королева заметила ее волнение, и материнское сердце, видимо, все по-
няло, так как она снова обратилась к Раулю.
- С молодым графом де Гишем не случилось никакого несчастья? - спросила она. - Ведь он не только один из наших преданных слуг, как он ска-
зал вам, он также и один из наших друзей.
- Нет, ваше величество, - отвечал Рауль, - напротив, в этот день он
покрыл себя славой и был удостоен большой чести: сам принц обнял его на
поле битвы.
Принцесса захлопала в ладоши, но тотчас же, устыдившись столь явного
выражения своей радости, отвернулась и наклонила лицо к вазе с розами,
делая вид, что вдыхает их аромат.
- Посмотрим, что нам пишет граф, - сказала королева.
- Я имел честь доложить вашему величеству, что он пишет от имени сво-
его отца.
- Да, сударь.
Королева распечатала письмо и прочла:
"Ваше величество!
Будучи лишен возможности сам писать вам вследствие раны, полученной
мною в правую руку, я пишу вам рукой моего сына, который, как вы знаете,
столь же преданный слуга ваш, как и его отец, и сообщаю вам, что мы вы-
играли битву при Лансе. Эта победа, очевидно, усилит влияние Мазарини и
королевы на дела всей Европы. Пусть ваше величество, если только вам
угодно выслушать мой совет, воспользуется этим, чтобы добиться у правительства помощи вашему августейшему супругу. Виконт де Бражелон, который
будет иметь честь вручить вам это письмо, друг моего сына, недавно спас-
ший, по всей видимости, ему жизнь. Это дворянин, которому ваше величество может вполне довериться, в случае если вам угодно будет передать мне
какой-нибудь приказ устно или письменно.
Имею честь оставаться с глубоким почтением.
Маршал де Граммон",
Когда королева читала то место письма, где говорилось об услуге, ока-
занной графу Раулем, тот не мог удержаться, чтобы не взглянуть в сторону
молодой принцессы, и заметил, как в ее глазах промелькнуло выражение
бесконечной к нему признательности. Не было никакого сомнения: дочь ко-
роля Карла I любила его друга.
- Битва при Лансе выиграна, - сказала королева. - Какие счастливые:
они выигрывают битвы! Да, маршал де Граммон прав, это улучшит положение
их дел, по я боюсь, что это нисколько не поможет нам; скорее, быть мо-
жет, повредит! Вы привезли самые свежие новости, сударь, - продолжала
королева, - и я очень благодарна вам за то, что вы поспешили мне их доставить. Без вас, без этого письма, я узнала бы их только завтра, может
быть, даже послезавтра, узнала бы последней в Париже.
- Ваше величество, - сказал Рауль, - Лувр - второй дворец, в котором
получено это известие. Еще никто не знает о битве. Я обещал графу де Ги-
шу вручить вашему величеству это письмо прежде даже, чем обниму своего
опекуна.
- Ваш опекун тоже де Бражелон? - спросил лорд Винтер. - Я знал когда-то одного Бражелона, жив ли он еще?
- Нет, сударь, он умер, и от него-то, кажется, мой опекун, его близ-
кий родственник, унаследовал землю и это имя.
- А как зовут вашего опекуна? - спросила королева, невольно принимая
участие в красивом юноше.
- Граф де Ла Фер, ваше величество, - ответил молодой человек, склоня-
ясь перед королевой.
Лорд Винтер вздрогнул от удивления, а королева с радостью посмотрела
на него.
- Граф де Ла Фер! - воскликнула она. - Не это ли имя вы мне называли?
Винтер не мог поверить своим ушам.
- Граф де Ла Фер! - воскликнул он, в свою очередь. - О сударь, отвечайте мне, умоляю вас: не тот ли это дворянин, которого я знал когда-то?
Красивый и смелый, он служил в мушкетерах Людовика Тринадцатого, и теперь ему должно быть лет сорок семь, сорок восемь?
- Да, сударь, именно так.
- Он служил под вымышленным именем?
- Да, под именем Атоса. Еще недавно я слышал, как его друг д'Артаньян
называл его этим именем.
- Это он, ваше величество, это он! Слава богу! Он в Париже? - спросил
лорд Винтер Рауля.
Затем, снова обратясь к королеве, сказал:
- Надейтесь, надейтесь - само провидение за нас, раз оно помогло мне
найти этого смелого дворянина таким чудесным образом. Где же он живет,
сударь? Скажите, прошу вас.
- Граф де Ла Фер живет на улице Генего, в гостинице "Карл Великий".
- Благодарю вас, сударь. Предупредите этого достойного друга, чтобы
он был дома: я сейчас явлюсь обнять его.
- Сударь, я с удовольствием исполню вашу просьбу, если ее величеству
угодно будет отпустить меня.
- Идите, господин виконт де Бражелон, - сказала королева, - и будьте
уверены в нашем к вам расположении.
Рауль почтительно склонился перед королевой и принцессой, поклонился
лорду Винтеру и вышел.
Королева и лорд Винтер продолжали некоторое время разговаривать вполголоса, чтобы молодая принцесса не могла слышать, но эта предосторожность была совершенно излишней, так как принцесса была всецело поглощена
своими мыслями.
Когда Винтер собрался уходить, королева сказала ему:
- Послушайте, милорд, я сохранила этот алмазный крест, оставшийся мне
от матери, и эту звезду святого Михаила, полученную мною от мужа. Они
стоят около пятидесяти тысяч ливров. Я поклялась скорее умереть от голо-
да, чем расстаться с этими вещами. Но теперь, когда эти две драгоценности могут принести пользу моему супругу и его защитникам, ими надо по-
жертвовать. Возьмите их и, если для вашего предприятия понадобятся
деньги, продайте их без колебания, милорд. Но если вы найдете средство
сохранить их мне, то знайте, милорд, я почту это за величайшую услугу,
какую только может оказать королеве дворянин, и тот, кто в дни благополучия принесет мне их, будет благословлен мною и моими детьми
- Ваше величество, - отвечал лорд Винтер, - вы имеете во мне самого
преданного слугу. Я немедленно отнесу в надежное место эти вещи, которые
ни за что не взял бы, если бы у нас оставалось хоть что-нибудь от нашего
имущества, но наши имения конфискованы, наличные деньги иссякли, и мы
тоже вынуждены отдавать последнее. Через час я буду у графа де Ла Фер, а
завтра, ваше величество, вы получите положительный ответ.
Королева протянула лорду Винтеру руку, которую тот почтительно поцеловал. Затем она обернулась к дочери.
- Милорд, - сказала она, - вам поручено передать что-то этой девочке
от ее отца?
Лорд Винтер недоумевал, не понимая, что хочет сказать королева.
Тогда принцесса Генриетта, краснея и улыбаясь, подошла к нему и подставила лоб.
- Скажите моему отцу, - произнесла она, - что, король или беглец, победитель или побежденный, могущественный или бедняк, он всегда найдет во
мне самую покорную и преданную дочь
- Я знаю это, ваше высочество, - сказал лорд Винтер, коснувшись губа-
ми лба Генриетты.
Затем он вышел. Проходя один, без провожатых, по просторным, темным и
пустынным покоям, этот царедворец, пресыщенный пятидесятилетним пребыванием при дворе, не мог удержаться от слез.
XLIII
ДЯДЯ И ПЛЕМЯННИК
Слуга Винтера ожидал его у ворот с лошадьми. Он сел на лошадь и задумчиво направился домой, время от времени оглядываясь на мрачный фасад
Лувра. Вдруг он заметил, что от дворцовой ограды отделился всадник и по-
ехал за ними, держась на некотором расстоянии. Лорд Винтер вспомнил, что
еще раньше видел подобную же тень - при выезде из Пале-Рояля.
Его слуга, ехавший в нескольких шагах позади, тоже заметил всадника и
с беспокойством на него поглядывал.
- Тони, - произнес лорд Винтер, знаком подозвав к себе слугу.
- Я здесь, ваша светлость.
И слуга поехал рядом со своим господином.
- Заметили вы человека, который следует за нами?
- Да, милорд.
- Кто это?
- Не знаю, но он следует за вашей светлостью от самого Пале-Рояля,
остановился у Лувра, дождался вашего выхода и опять поехал за нами.
"Какой-нибудь шпион кардинала, - подумал лорд Винтер. - Сделаем вид,
что не замечаем этого надзора".
Лорд Винтер пришпорил лошадь и углубился в лабиринт улиц, ведущих к
его гостинице, расположенной около Маре. Лорд жил долгое время на Королевской площади и теперь опять поселился близ своего старого жилища.
Незнакомец пустил свою лошадь в галоп.
Винтер остановился у гостиницы и поднялся к себе, решив не терять из
виду шпиона. Но, кладя на стол шляпу и перчатки, он вдруг увидел в зер-
кале, висевшем над столом, человеческую фигуру, появившуюся на пороге.
Он обернулся. Перед ним стоял Мордаунт.
Лорд Винтер побледнел и замер на месте. Мордаунт стоял у дверей, не-
подвижный и грозный, как статуя Командора.
Несколько мгновений царило ледяное молчание.
- Сударь, - произнес наконец лорд Винтер, - я, кажется, дал уже вам
ясно понять, что это преследование мне надоело. Удалитесь, или я позову
слуг, чтобы вас выгнали, как в Лондоне. Я вам не дядя, я вас не знаю.
- Ошибаетесь, дядюшка, - ответил Мордаунт своим хриплым и насмешливым
голосом. - На этот раз вы меня не выгоните, как сделали это в Лондоне.
Не посмеете. Что же касается того, племянник я вам или нет, - вы, пожалуй, призадумаетесь, прежде чем отрицать это теперь, когда я узнал
кое-что, чего не знал год назад.
- Мне нет дела до того, что вы узнали, - сказал лорд Винтер.
- О, вас это очень касается, дядюшка, я уверен, да и вы сами сейчас
согласитесь со мной, - прибавил Мордаунт с улыбкой, от которой у его собеседника пробежала по спине дрожь - В первый раз, в Лондоне, я явился,
чтобы спросить вас, куда девалось мое состояние. Во второй раз я явился,
чтобы спросить вас, чем запятнано мое имя. В этот раз я являюсь к вам,
чтобы задать вопрос, еще страшнее прежних. Я являюсь, чтобы сказать вам,
как господь сказал первому убийце: "Каин, что сделал ты с братом своим
Авелем?" Милорд, что сделали вы с вашей сестрой, которая была моей ма-
терью?
Лорд Винтер отступил перед огнем его пылающих глаз.
- С вашей матерью? - произнес он.
- Да, с моей матерью, милорд, - ответил молодой человек, твердо кивнув головой.
Лорд Винтер сделал страшное усилие над собой и, почерпнув в своих
воспоминаниях новую пищу для ненависти, воскликнул:
- Узнавайте сами, несчастный, что с нею сталось, вопрошайте преисподнюю; быть может, там вам ответят.
Молодой человек сделал несколько шагов вперед и, став лицом к лицу
перед лордом Винтером, скрестил на груди руки.
- Я спросил об этом у бетюнского палача, - произнес он глухим голо-
сом, с лицом, побелевшим от боли и гнева, - и бетюнский палач ответил
мне.
Лорд Винтер упал в кресло, словно пораженный молнией, и тщетно искал
слов для ответа.
- Да, не так ли? - продолжал молодой человек. - Это слово все объясняет. Оно ключ, отмыкающий бездну. Моя мать получила наследство от мужа,
и вы убили мою мать. Мое имя обеспечивало за мной право на отцовское
состояние, и вы лишили меня имени, а отняв у меня имя, вы присвоили и
мое состояние. После этого не удивительно, что вы не узнаете меня, не
удивительно, что вы отказываетесь признать меня. Конечно, грабителю непристойно называть своим племянником человека, им ограбленного, и убийце
непристойно называть своим племянником того, кого он сделал сиротой.
Слова эти произвели действие обратное тому, которого ожидал Мордаунт.
Лорд Винтер вспомнил, какое чудовище была миледи. Он встал, спокойный и
суровый, сдерживая своим строгим взглядом яростный взгляд молодого чело-
века.
- Вы хотите проникнуть в эту ужасную тайну, сударь? - сказал он. -
Извольте. Узнайте же, какова была та женщина, отчета о которой вы требуете у меня. Эта женщина, без сомнения, отравила моего брата и, чтобы
наследовать мое имущество, намеревалась умертвить и меня. Я могу это до-
казать. Что вы на это скажете?
- Я скажу, что это была моя мать!
- Она заставила человека, до тех пор справедливого и доброго, заколоть герцога Бекингэма. Что вы скажете об этом преступлении, доказательства которого я также имею?
- Это была моя мать!
- Вернувшись во Францию, она отравила в монастыре августинок в Бетюне
молодую женщину, которую любил ее враг. Не докажет ли вам это преступление справедливость возмездия? У меня есть доказательства этого преступления.
- Это была моя мать! - с еще большей силой вскричал молодой человек.
- Наконец, отягченная убийствами и развратом, ненавистная всем и бо-
лее опасная, чем кровожадная пантера, она пала под ударами людей, никогда раньше не причинявших ей ни малейшего вреда, но доведенных ею до от-
чаянья. Ее гнусные поступки повинны в том, что эти люди стали ее
судьями, и тот палач, которого вы видели и который, по вашему мнению,
рассказал вам все, должен был рассказать, как он дрожал от радости, что
может отомстить за позор и самоубийство своего брата. Падшая девушка,
неверная жена, чудовищная сестра, убийца, отравительница, губительная
для всех людей, знавших ее, для народов, у которых она находила приют,
она умерла, проклятая небом и землей. Вот какова была эта женщина.
